Энтони Горовиц - Сороки-убийцы

Живу я в городке Айос-Николаос на Крите.

Решение в конечном счете пришло само собой. В Лондоне меня ничто не удерживало. Многие из друзей от меня отвернулись, а Андреас в любом случае уезжал. Я сваляла бы дурака, не поехав с ним, и моя сестра Кэти потратила целую неделю, вбивая мне это в голову. Самое главное, я люблю его. Я поняла это, когда сидела одна на станции в Брэдфорд-на-Эйвоне, и окончательно убедилась, увидев, как рыцарь в сияющих доспехах пробирается сквозь пламя, чтобы меня спасти. Уж если на то пошло, то это ему стоило сомневаться. Я ни слова не знаю по-гречески. Кухарка из меня никакая. С глазами плохо. Ну какой от меня прок?

Я поделилась с Андреасом частью своих сомнений. В ответ он пригласил меня в греческий ресторан в Крауч-Энде, извлек кольцо с бриллиантом, которое явно было ему не по карману, опустился на колено и сделал предложение на глазах у всех обедающих. Я пришла в ужас и согласилась не раздумывая, только бы он снова повел себя прилично и встал. В конечном счете кредит ему не понадобился. Я продала свою квартиру и, вопреки тому, что идея не очень нравилась Андреасу, заставила его инвестировать часть моих средств в отель

«Полидорус», став его партнером в равных долях. Наверное, это было безумие, но после всего пережитого мне было наплевать. Дело не в том, что меня едва не убили. Все, во что я верила и чем жила, у меня вдруг отняли. Я чувствовала, что моя жизнь переворачивается так же стремительно и бесповоротно, как имя Аттикуса Пюнда. Есть ли в этом смысл? Получалось, что новая моя жизнь стала анаграммой прежней, и что из нее в конечном итоге выйдет, можно узнать, только прожив ее.

Со времени моего отъезда из Англии прошло два года.

«Полидорус» не приносит пока ощутимого дохода, но гостям тут, похоже, нравится, и большую часть сезона свободных мест у нас нет, а это значит, что мы движемся в правильном направлении. Отель расположен на окраине Айос-Николаоса: солнечного и яркого провинциального городка, где слишком много магазинов, торгующих побрякушками и сувенирами для туристов, но вполне приличного, чтобы в нем хотелось жить. Мы находимся прямо на берегу, и я никогда не устаю смотреть на воду, такую ослепительно-голубую, что Средиземное море кажется бассейном. Кухня и стойка администратора выходят на каменную террасу, где стоит около десятка столиков: мы предлагаем завтрак, обед и ужин, которые готовим из немудреных и свежих местных продуктов. Андреас хлопочет в кухне. Его кузен Яннис почти ничего не делает, но у него хорошие связи — тут это называется у1зша, — и он очень полезен в сношениях с местными властями. А еще есть Филиппос, Александрос, Гиоргос, Нелл и многие другие члены семьи и друзья, которые приваливают толпой, чтобы помочь нам в течение дня, а потом засиживаются за ракией до самой ночи.

Я могла бы написать об этом и, может быть, когда-то напишу. Женщина средних лет бросает все и живет с возлюбленным-греком в лоне его эксцентричной семьи, среди многочисленных кошек, соседей, поставщиков и туристов, создавая свое счастье под эгейским солнцем. Для подобной литературы существует свой сегмент, хотя, разумеется, если хочешь продать книгу, всю правду писать нельзя. Часть меня еще скучает по Крауч-Энду, и мне не хватает редакторской работы. Мы с Андреасом постоянно беспокоимся насчет денег, и это нависает над нами. Жизнь способна подражать искусству, но обычно у нее это плохо получается.

Странное дело, но «Английские сорочьи убийства» в итоге все-таки выпустили. После краха «Клоуверлиф» некоторые наши книги перешли к другим издателям, включая права на всю серию про Аттикуса Пюнда, которые, как вышло, купила фирма, где я работала раньше, — «Орион букс». Там книги переиздали с новыми обложками, включая и «Английские сорочьи убийства». К тому времени весь мир узнал о злобной шутке с именем сыщика, но это по большому счету не сыграло никакой роли. Шумиха вокруг настоящего убийства и суда привлекла внимание к книге, и меня ничуть не удивило увидеть ее в списке бестселлеров. Роберт Харрис поместил в «Санди таймс» весьма благожелательную рецензию на нее.

Я даже наткнулась однажды на экземпляр, когда прогуливалась по пляжу. Женщина сидела в шезлонге и читала книгу, и с задника обложки на меня смотрел Алан Конвей. При виде него меня обуял приступ самого настоящего гнева. Я вспомнила слова Чарльза про Алана, про то, как он эгоистично и без всякой нужды испортил удовольствие миллионов людей, любивших книги про Аттикуса Пюнда. Чарльз был прав. Я находилась среди пострадавших и на миг представила себе, что это я, а не Чарльз, стою на башне в Эбби-Грейндж, вытягиваю вперед обе руки и сталкиваю Алана с края. Я поймала себя на мысли, что вполне могла сделать это. Именно такого этот негодяй и заслуживал.