Крис Боджалиан - Бортпроводница

Снова возникло чувство, что он ее поддразнивает. Но потом он наклонился вперед и сплел пальцы.

— Ты спросишь, почему тюфяк?

Она промолчала, предполагая, что он отпустит какую-нибудь шутку про Соединенные Штаты. Но вместо этого он сказал:

— Да потому, что я дико обрадовался, когда обнаружилось, что ты облажалась с пистолетом. Я бы не хотел, чтобы ты была на моей совести.

— Потому что…

— Потому что с тобой чертовски весело. Ты чудачка — или, может, раньше была чудачкой, — но мне нравилась твоя компания. — Потом он расцепил пальцы, словно в руках у него лопнул воздушный шарик, и добавил: — А еще мне кажется, хоть ты и думала, что станешь дерьмовой матерью, на самом деле это не так.

— Трезвость творит чудеса.

— Ты ведь назвала ее Машей?

Она кивнула.

— Вряд ли в честь кого-то из родственников.

— Это из Толстого. Так звали девушку из «Семейного счастья». Теперь Маша — мое семейное счастье.

— Боже, а я ведь помню, что ты читала эту книгу! — воскликнул он, искренне обрадованный воспоминанием. — Ты все еще танцуешь босиком?

— Сейчас у меня другие удовольствия. Картонные книжки. Непроливайки в форме животных. Грызунки.

Он шутливо поцокал языком, сделав вид, что порицает ее. На том они расстались.

И теперь, стоя в затемненном салоне и глядя на свои записи о пассажире с места 4C, она вспомнила — она вспоминала об этом довольно часто, — как Маша сосала грудь. Девочка хватала сосок и насыщалась с той же страстью, с какой ее мать когда-то пила текилу. В глазках малышки росло напряжение, на смену ему приходило чувство сытости, и именно в такие моменты Кэсси видела в Маше ее отца — загадочного мужчину, который любил Толстого и так нежно мыл ее волосы в шикарном номере отеля в Дубае.

Она подумала о цитате, которую видела на информационной доске рядом с бутиком в Вест-Виллидж: «Помнишь, кем ты мечтал стать? Время еще есть». Мечтала ли она стать именно такой? Она не знала. Но новая работа давала столь же мощный выплеск адреналина, как выпивка, но без похмелья и унижений. Она давала ей цель. Впрочем, Кэсси понимала, что человеком, который, без всяких сомнений, спас ее жизнь, была Маша. Именно из-за Маши она бросила пить. Маша была утренним теплом у нее под боком, когда они просыпались в нерабочие дни, и Маша была восторженным визгом, когда Кэсси возвращалась к дочке из рейсов. Маша стала ее «луной» — первым словом дочери, когда на закате, ткнув в небо деспотическим пальчиком, та показала на месяц и нараспев протянула эти два прекрасных слога почти как музыкальные ноты. Маша дала ей нечто, что Кэсси любила больше самой себя, и это нечто не было налито в стакан с кубиками льда, бумажным зонтиком или соломинкой.

Кэсси открыла барный шкафчик для пассажиров первого класса, посмотрела на бутылки с алкоголем, прекрасные, как яйца Фаберже, и потянулась к банке с диетической колой.

«Ничто так не ограничивает воображение, ничто не превращается так быстро в инструмент самоцензуры и фальсификации, как попытки писать правдиво и занимательно о родном городе», — учит нас Джон Гарднер в своей книге «Искусство литературы».

Согласен. Я редко пишу о том, что знаю. Но я всегда собираю информацию и привил себе любовь к исследованиям, которые требуются для моих книг, — отчасти потому, что узнаю новое, отчасти потому, что обзавожусь новыми друзьями. В данном случае я высказываю глубочайшую благодарность многим людям.

Джеррольд Беймел и Тристрам Коффин были моими гидами по всему тому, что касается в книге истории ФБР. Мне кажется, каждый из них может когда-нибудь написать захватывающий шпионский триллер. Трис — бывший федеральный прокурор в округе Вермонт. Джеррольд — агент ФБР в отставке, а ныне следователь по корпоративным мошенничествам. Еще он варит вкуснейшее варенье из манго, ананасов и лаймов.

Карла Малстром и Дафна Уокер рассказали мне, на что похожа работа бортпроводников на высоте десяти тысяч метров над уровнем моря. Поболтайте с ними часик-другой — и в следующий раз, садясь в самолет, вы поблагодарите бортпроводников за все, что они делают (и вынуждены терпеть). Адам Тертелтауб (большой друг со времен колледжа), Хачик Мурадян (мой армянский крестный отец) и Мэтью Гилберт рассказали мне о Дубае. Адам и Хачик также прочитали первые версии рукописи и предложили ценные идеи. Я посвящал им прежние мои книги и знаю, что посвящу следующие.

Дж. Дж. Гертлер (еще один друг с тех давних времен, когда мне было восемнадцать) стал моим экспертом по дронам, химическому оружию и Национальной разведке. Он профессионал и фанат национальной безопасности, и я счастлив снова вписать его имя в раздел «Благодарности».