Крис Уитакер - Мы начинаем в конце

В какой-то момент пришлось замедлить шаги — кровь бросилась в голову, и Уок, удерживая равновесие, нелепо взмахнул рукой. Чертовы побочники; чертова болезнь, отнимающая силы.

У двери он заметил чемоданчик.

— В путешествие собрался, Дарк?

— В деловую поездку.

— Какое-нибудь симпатичное местечко себе приглядел?

Уок обернулся — он должен видеть глаза Дарка.

— Местечко из тех, куда я надеялся больше никогда не возвращаться.

Еще с минуту они смотрели друг на друга, затем Уок вышел из дома, сел за руль и поехал в Кейп-Хейвен.

Лишь достигнув окраины родного города, он сбавил скорость и набрал монтанский номер.

Лило без продыху, и Дачесс целые дни проводила возле окна. Усаживалась на старый ящик и смотрела, смотрела в серое небо. Казалось, Хэл был занят тем же, но временами Дачесс ловила на себе его озабоченный взгляд, а временами могла поклясться, что интересует Хэла вовсе не погода, а подъездная аллея: настороженный, он словно кого-то ждал.

Робин подхватил грипп, неделю провалялся в постели. Дачесс носила ему теплое питье, всячески обихаживала, даром что от высказанного Робином между ними пролегла трещина; но перепоручить его заботам Хэла значило бы расширить эту трещину до размеров ущелья.

На третью ночь жар достиг пика. Робин бредил, звал маму, сидя в постели — мокрые волосики прилипли к лобику, непонимающие бессонные глаза распахнуты. Крик и вой шли не из горла даже, а из самого нутра, где горела, язвя, невыносимая боль ровно той же природы, что у самой Дачесс. Хэл переполошился, в панике спрашивал Дачесс, не вызвать ли врача, а лучше сразу «Скорую»; Дачесс была невозмутима. Намочила полотенце, раздела Робина догола.

Она просидела с ним всю ночь. Хэл маялся под дверью спальни. Ничего не говорил, вообще не вмешивался, просто был рядом.

Наутро кризис миновал. Робин съел немного супу. Хэл на руках отнес внука на крыльцо, усадил на качели — пусть полюбуется дождем да подышит туманом.

— Красиво, — сказал Робин, указывая в сторону пруда. — Дождик так и стучит по воде, будто это барабан.

— Да, похоже.

— Прости меня. За то, что сказал тебе тогда, в поле.

Дачесс присела перед ним, почувствовала сквозь заношенные джинсы, в особенности сквозь прореху на коленке (выдрала клок, когда работала), до чего шершавы доски крыльца.

— Не надо извиняться, Робин. Я все понимаю.

Оказалось, у Хэла есть видеомагнитофон, и целое воскресенье они бездельничали за просмотром фильмов с Ритой Хейворт. Дачесс и не снилось, что женщина может быть столь восхитительна. На чердаке Дачесс обнаружила целый мешок с кассетами — сплошные вестерны. Она смотрела их вместе с Хэлом по ночам, а днем, перевоплощенная, гоняла по тощей пшеничной ниве банду мексиканцев. Хэл наблюдал с крыльца, тряс головой, словно маразматик. Дачесс объявила, что он — Злой, или Туко, себя же называла Сентенцей. Хороший в это время хлопал в ладошки, не обращая внимания на то, что мокрые кудри прилипли ко лбу, а желтенький дождевик набух влагой [38] Перечислены герои спагетти-вестерна С. Леоне «Хороший, Плохой, Злой» (1966). Хороший, он же Блондин, был сыгран Клинтом Иствудом, Плохой, он же Сентенца, — Ли Ван Клифом; роль Злого, или Туко, исполнил Илай Уоллак. .

Она продолжала практиковаться в стрельбе. Попадание со ста ярдов в яблочко — и вот Дачесс уже не Сентенца, а Санденс [39] Санденс Кид — прозвище грабителя Гарри Алонсо Лонгбау (1867–1908). Слыл метким стрелком. Похождения Санденса и его подельника стали сюжетом вестерна «Бутч Кэссиди и Санденс Кид» (1969). Название «Санденс» носит ежегодный американский фестиваль независимого кино. .

Впервые усевшись верхом на серую кобылку, она ощутила себя почти что Бутчем Кэссиди. Бутч грабил поезда где-то в этих краях — может, и Дачесс приживется здесь, в Монтане. Под ее ладонью жарко пульсировала упругая конская шея; серой было обещано, что ее никогда не пришпорят, и пусть она за это не спешит сбрасывать свою наездницу. Дачесс вцепилась в луку седла, не смея разжать пальцы хотя бы для того, чтобы смахнуть с волос дождевые капли; оставалось только встряхиваться по-собачьи, пока Хэл водил серую по загону. Продержавшись целый круг, не запятнав себя падением (серая, к слову, не позволила себе никаких закидонов, даже с рысцы не сбилась), Дачесс еле-еле сумела подавить торжествующую улыбку.

Еще через неделю среди туч цвета сажи наметился просвет, дождевые капли поредели. Синева начала пробивать себе дорогу, и вот, впервые за целый месяц, землю Монтаны благословило солнце.