Крис Уитакер - Мы начинаем в конце

Уок вздохнул.

— «Бесхозная лошадь».

И он поехал, не слишком торопясь, дисциплинированно останавливаясь на светофорах.

Возле дома Винсента Кинга стоял неприметный седан — в таких обычно перемещаются полицейские.

Уок остановился как раз за ним, мигнул фарами. Никакой реакции. Он вышел из «Крузера», шагнул к водительскому окну.

Разглядел двоих. Не дождался, чтобы перед ним опустили стекло. Пустынная улица, необитаемые коттеджи, запущенные участки, блеск океана под луной — чужой автомобиль казался частью совсем другого пейзажа. Уок негромко постучал в стекло. Водитель соизволил обернуться. Красивый, отметил Уок. Пятьдесят, не меньше — а вон какая роскошная темная шевелюра.

— Ищете что-то? — Уок скроил улыбку.

Темноволосый взглянул на своего товарища, бородатого и в очках, лет шестидесяти пяти.

— За нами есть какой-нибудь криминал?

— Если и так, мне о нем ничего не известно.

— Тогда отвали.

Уок сглотнул. Адреналин вяло пополз вверх.

— А если не отвалю?

Вернулась улыбка, точнее, ее тень — словно Уоку следовало знать кое о чем, он же не знал и поэтому заслуживал наказания.

— Мы ищем человека по имени Ричард Дарк.

— Он здесь не живет.

Уок держал ладонь на рукояти револьвера — пусть эти двое не сомневаются насчет его намерений.

— Есть соображения, где его найти?

Дарк с этими своими перечислениями на неопознанный расчетный счет; конечно, именно такие субъекты и могли одолжить ему денег на ранних стадиях…

— Мне неизвестно, где живет Дарк.

— Увидишь его — передай, что мы не отстанем, — процедил старший сквозь бороду, не поворачивая к Уоку лица.

Младший завел двигатель.

— Выходите из машины. Оба.

Младший смерил Уока взглядом, покосился на кинговский дом.

— Дарк у нас мастер тарелочки на шестах вертеть. Только тут ведь как? Всего-то одну тарелочку упустишь — и всё, пиши пропало.

— Я сказал, выходите из маши…

Стекло поползло вверх, автомобиль рванул с места.

Уок хотел мчаться следом, сообщить всем постам о мутном седане, но почему-то стоял столбом — рука на рукояти револьвера, взгляд на габаритных огнях.

Дачесс взяла Робина за ручку; вместе они прошли через воротца к лошадям, что паслись бок о бок.

— Можешь хоть разок с нами поесть? — спросил Робин.

Дачесс приложила ладонь к влажному, нежному носу вороного.

— Нет.

Она хотела и серую так же приласкать, но ее любимица не далась, отвернулась.

Дачесс вела вороного и серую за недоуздки; Робин семенил сильно поодаль. Закрыл ворота, как она учила, и убежал.

Дачесс закончила с лошадьми, пожелала им доброй ночи. Робина она нашла возле пруда, на траве. Послушный, он к воде не приближался, хотя плавал очень неплохо. Не зря Дачесс почти целый год возила его по субботам в Окмонт — в тамошнем открытом бассейне малышей учили плаванию бесплатно. А ехать, между прочим, надо было тремя автобусами.

Стоило ей шагнуть к Робину, как тот весь сжался и отпрянул.

— Ты на меня обиделся?

— Да.

Дачесс заметила, что он стиснул ладошку в кулачок и держит, будто наготове, между тощеньких исцарапанных коленок.

— Зачем ты угрожала Тайлеру?

— А зачем он тебя толкнул?

Ночь опустилась, точно колокол. Вот только что были сумерки — и уже тьма, и тепло из земли высосано небом, и заменено прохладой.

— Всё в порядке, — бросила Дачесс.

— Нет, не всё! — Робин стукнул по земле кулачком. — Тут, в Монтане, хорошо. Я люблю дедушку, и коровок, и курочек. И мисс Чайлд мне нравится, и школа тоже. И мне не надо…

— Чего?

За нарочито ровным тоном скрывался вызов. Всего месяц назад Робин промолчал бы.

— Тебя. У меня дедушка есть, он — взрослый. Он о нас заботится. А ты мне еду больше не готовь.

Робин тихонько заплакал. Сидел, обняв голые свои коленки, уткнувшись в них подбородком; раскачивался взад-вперед и всхлипывал. Дачесс знала, каким образом формируется человек. Душа — она вроде сырой глины; от событий и воспоминаний остаются оттиски, потом застывают — и пожалуйста, вот вам готовая личность. Для Дачесс главное — чтобы с Робином все было в порядке, а прочее — как получится. Робин по-прежнему еженедельно общался с психиатром, только содержание бесед уже не пересказывал. «Я не обязан. Это личное» — так он говорил.

— Ты — вне закона, Дачесс, но я-то нет. Я хочу быть обычным мальчиком.

Она встала коленями прямо на холодную землю, вся подалась к Робину.

— Только не забывай, что ты — принц. Так мама говорила, и это правда.