Крис Уитакер - Мы начинаем в конце

— Удивительно, как остальные не пронюхали про этот дуб.

— Удивительно, как ты до сих пор не нажил диабет.

Томас Ноубл ел очень аккуратно, жевал беззвучно. Зачем-то приближал каждый продукт к самому носу — словно обнюхивал, прежде чем откусить; недоразвитую руку прятал в карман. Когда он стал вскрывать пакет маршмеллоу зубами, придерживая только одной рукой, у Дачесс защемило сердце.

Наконец она не выдержала.

— Да вынь ты руку из кармана, не стесняйся.

— У меня симбрахидактилия. Это когда…

— Мне без разницы.

Он принялся за маршмеллоу.

Робин подбежал к низенькому заборчику, протянул Дачесс лиловую формочку с овальным комком сырой глины.

— Дачесс, смотри, это хот-дог.

Она улыбнулась.

— Такой милашка твой братик, — прокомментировал Томас Ноубл.

— Не пойму — ты извращенец, да?

— Нет, что ты! Я… я только…

Пояснение так и не было озвучено.

Вдали, вне пределов досягаемости, высился лес. Солнце углубляло тени меж стволов, и деревья, выбеленные светом до оттенка сухой кости, стояли грозным частоколом.

— Говорят, ты приехала из Золотого штата. Там, должно быть, сейчас очень красиво. Знаешь, а у меня двоюродный брат живет в Секвойе.

— Ну да, прямо в национальном парке.

Томас Ноубл еще немного поел.

— Ты любишь смотреть фильмы в кинотеатре?

— Нет.

— А на коньках кататься? Я здорово катаюсь, могу нау…

— Обойдусь.

Он повел плечами, сбрасывая куртку.

— Бантик у тебя красивый. А у нас дома есть фотка, где я тоже с бантиком. Только я там совсем маленький.

— То, что я слышу, — твой внутренний монолог?

— Просто мама очень хотела дочку, вот и наряжала меня девочкой.

— А потом на сцену вышел тестостерон и вдребезги разбил все ее мечты.

Томас Ноубл протянул Дачесс шоколадку с арахисовой пастой.

Дачесс притворилась, что не заметила.

Откуда ни возьмись появилась группка мальчишек. Один что-то сказал, остальные заржали. Томас глубже сунул руку в карман.

Дачесс насторожилась, когда остряк-самоучка шагнул к Робину. Миг — и лиловая формочка вырвана из ручонок брата. Тот потянулся за ней, но формочку перехватил другой пацан, рослый для своих лет. Сочтя, что малявка достаточно перед ним попрыгал, он швырнул свой трофей на землю; когда же Робин наклонился, чтобы поднять формочку, грубо толкнул его.

Еще миг — и Дачесс мчится к забору, не сводя глаз с обидчика. Сам Робин в слезах. Девчонки сбились стайками, хихикают, накручивают на пальцы пряди волос. Отморозь, вот они кто. Дачесс перемахнула через забор. Огляделась. Учительницы нет, воспитательницы тоже. Никто за малышами не присматривает. Она бросилась к Робину, подняла его, отряхнула ему шортики, обеими ладонями утерла слезы.

— Не ушибся?

— Я хочу домой.

Дачесс обняла его крепко-крепко, покачивала и поглаживала, пока он не успокоился.

— Мы вернемся домой, Робин. Обещаю. У меня уже и план готов. Закончу школу, найду работу. Сначала придется пожить здесь — только ты и я. А потом уедем в Кейп-Хейвен.

— Я хочу домой к дедушке.

Маленькие приятели Робина стояли поодаль. Девочка приблизилась. Ничего, опрятненькая: косички, комбинезончик с цветком на кармашке.

— Не переживай. Тайлер всех задирает, — сказала девочка, погладив Робина по спине.

— Точно, — подтвердил мальчик.

— Пойдем дальше хот-доги делать.

Дачесс улыбнулась. Робин больше не цеплялся за нее. Она смотрела ему вслед — уходит со своими ровесниками как ни в чем не бывало; обида забыта, вытеснена возможностью вернуться к игре.

Дачесс обернулась. Ага, вот он, задира Тайлер, — топает вдоль забора, палкой дощечки пересчитывает.

— Эй, ты!

— Чего?

Взгляд и выражение лица были слишком знакомы Дачесс.

Рывок в его сторону, иссушенная земля под коленками, солнце печет спину меж лопаток.

А теперь схватить паршивца за рубашку, притянуть к себе — чтоб глаза в глаза…

— «Еще раз моего брата тронешь — я тебя обезглавлю, инвектива с обсценной лексикой».

Директор Дьюк: вид крайне обеспокоенный, ладони сложены домиком на животе.

— Я не говорила «инвектива с обсценной лексикой», — вскинулась Дачесс.

Хэл расплылся в улыбке.

— Это меняет дело! А что ты сказала?

— Выблядок.

Дьюка передернуло, будто ругательство относилось непосредственно к нему.

— Видите, мистер Рэдли? Проблема налицо.

Директор Дьюк дыхнул недавно выпитым кофе. Галстук — дрянной полиэстер — у него был спрыснут одеколоном в количестве достаточном, чтобы заглушить телесную вонь.