Крис Уитакер - Мы начинаем в конце

Уок наморщил лоб.

— Я правильно понимаю — мы с вами говорим о Стар Рэдли?

— Да. И я вас вспомнил. Не каждого пациента привозит полицейский.

— Так ведь я привозил Стар ежемесячно!

— Видимо, не ко мне. Хотя я-то ее видел, притом часто. Горы — они притягивают взгляд; нет-нет, да и подойдешь полюбоваться…

Уок весь подался вперед.

— Где конкретно вы ее видели?

Шин встал, Уок прошел за ним к окну.

— Вон там, — указал доктор.

Обочина под хмурым небом; Уок в ожидании автобуса, единственного, чей маршрут идет через Блейр-Пик. На этой остановке каждый месяц, двенадцать лет подряд, сидела Стар, а Колтен Шин наблюдал за ней из своего панорамного окна.

Автобус пришел полупустой. Уок сел ближе к хвосту. Поехали — сначала вверх по крутому склону, затем резко вниз, дальше долиной, в густой тени рослых деревьев.

Лес остался позади, шоссе вынырнуло из него, и калифорнийская земля раскрылась, подобно книге. Уок встал с места, прошел к водителю — обзор через лобовое стекло был лучше.

Однако пункт назначения появился только за крутым поворотом. Уока словно промеж бровей ударило: так вот куда он приехал!

Автобус остановился, Уок сошел, огляделся. На многие мили вокруг — пустота, вспоротая лентой шоссе; перед ним — забор в двадцать футов высотой, с колючей проволокой поверху, за забором же — несколько приземистых построек. Исправительное учреждение графства Фейрмонт, вот это что.

Уок прождал целый час. Сидел, глядя на собственную руку, терзаемую тремором. В последнее время он не принимал таблетки, не до того было. Вмешалась жизнь — не собственная, а Винсентова. И вот ему паршиво: боль периодически накатывает, страх вообще не отпускает. Будильник приходится ставить на час раньше обычного. Это время необходимо для схватки с болезнью — и от утра к утру одерживать верх Уоку все труднее. Будущее пугает; с другой стороны, если рассудить — когда оно не пугало?

Кадди вошел с полуулыбкой.

— Тебя и не узнать — без формы-то! Подожди, если не торопишься — я сейчас смену заканчиваю. Пройдемся вместе.

Не без труда поспевая за Кадди, подлаживаясь под его широкий шаг, Уок дошел до ворот. Ворота открылись, выпустили охранника и посетителя, снова закрылись. Извращенный порядок тюремной жизни, обязанность тех, кто здесь служит, удерживать дурное внутри, чтобы не вступало в контакт с хорошим, которому место за двадцатифутовым забором. Он, Уок, не смог бы — а Кадди как-то умудряется.

— Уж извини, что на отпевание не вырвался. — Кадди вздохнул. — Да и не люблю я таких церемоний, прощаний…

Они шагали вдоль забора. Среди равнины наблюдательные вышки казались Уоку силосными башнями.

— Получается, кое-что мне неизвестно, — произнес Уок.

Кадди задышал глубоко — словно ждал этой фразы. Они обходили тюрьму по периметру; зачем — Уок понятия не имел. Возможно, Кадди после десятичасовой смены нуждался в свежем воздухе.

— Стар здесь бывала, да?

— Да.

— Я ведь читал журналы посещений. Я проверил все, что смог. Нет там ее имени.

Шли мимо вышки, и Кадди вдруг поднял руку.

— Самое мое любимое время. По-научному — конец астрономических сумерек, то есть когда солнце на несколько градусов уже скрылось за горизонтом. Иногда я выпускаю заключенных из камер — нарочно, чтобы закат поглядели. Вообрази: пять сотен убийц, насильников, наркоторговцев стоят рядами и смотрят в небо. А чтобы беспорядки в этот час — никогда такого не бывает.

— Почему?

— Причиной — красота. Труднее делается отрицать высшие силы.

— А может, легче…

— Не рви себе сердце, Уок. А то произойдет настоящая трагедия.

— Давай-ка расскажи о Стар.

Кадди остановился на максимальном расстоянии от бараков, между двух вышек с охранниками, готовыми (как, впрочем, и присяжные) в один миг оборвать чью-то жизнь.

— Я к ней даже привязался. Неплохо узнал ее — за столько-то лет… Винсент Кинг был порядочный человек, такого в наших стенах и не встретишь. Менялся на моих глазах — думаешь, легко наблюдать, как перепуганный мальчишка сначала ерепенится, а потом свыкается?

— С чем?

— Со своим положением. Только «свыкнуться» — не значит «перестать страдать». Стар — она ему помогала. Он причинил ей боль, и он же был единственным, кто эту боль мог утишить. Короче, в жизни Винсента снова появился смысл.

Первые звезды отсюда, от тюремного забора, казались Уоку поистине райскими огнями.

— Винсент — он в ней нуждался, в Стар, чтобы чувствовать себя человеком, а не порядковым номером в оранжевой робе и кандалах. Она лет двадцать с лишним сюда ездила, и это было все равно как брак, как у нормальных людей. Порой они не сразу говорить начинали. Сидят и глядят друг на дружку, Стар вся изнутри полыхает, а у Винсента такой вид, будто она нарочно для него на землю послана.