Крис Уитакер - Мы начинаем в конце

Досмотрев до конца, он поднялся. Снял полицейский значок, положил на стол. Вынул кассету, шагнул в ночную свежесть. Прошел по Мейн-стрит, размотал пленку и выбросил в мусорный бак.

Кинговский дом был пуст.

Дачесс стояла перед парадной дверью, возле видавшего виды «Тауруса». Она его угнала. Стянула ключи в Камарильо, в баре, у одной женщины, слишком увлеченной игровыми автоматами. Дачесс оставит автомобиль здесь, на улице. Вместе с ключами. А для раскаяния она слишком утомлена.

Обошла дом, постучала. Закралось и задержалось в сердце сомнение — а не тонка ли у нее кишка? Проделала такой путь — ну и что? Не сдрейфит ли теперь, в решающий момент?

Вырулив на Мейн-стрит, она все шарила глазами, все выискивала перемены. Не критичные, а мелкие. Не могло ведь так быть, чтобы без Дачесс и маленькой ее семьи Кейп-Хейвен остался прежним? Но видела она только сонные улицы, совершенно такие же, как раньше. Ни единый дворик не зарос травой, кругом полный порядок, курортный лоск — словно кровь ее матери тщательно закрасили, словно и не жила на свете никакая Стар Рэдли.

Дачесс прошла к задней двери, подобрала камень. Звон разбиваемого стекла был поглощен прибоем.

Теперь — из комнаты в комнату, ощупывая пространство пистолетным дулом. На стене фото: Винсент и Уок, оба спиной к океану. Безмятежно улыбаются; сама Дачесс в жизни так не улыбалась.

Теперь наверх, в спальни, и пускай дорогу освещает одна только луна. Вот платяной шкаф, в нем Винсентова одежда — всего-то три рубахи, джинсы да грубые ботинки. Как становятся убийцами? Вдруг есть ген убийства — выскакивает через многие поколения, отец с матерью совершенно ни при чем, а виноват далекий предок? Или будущий убийца формируется постепенно, из сотен мелких обид, и близким вполне реально расслышать многочисленные «звоночки»? Может, Винсент Кинг родился хорошим; да только кровь ребенка так вот запросто с рук не смоешь… Вдобавок тридцать лет провести среди законченных мерзавцев и остаться прежним — такое, наверное, все силы отнимает. И мало кому дано.

Кровати в спальне не было, на полу валялся матрас. Ни стола, ни стульев, ни картин, ни телевизора, ни книг.

Только фотография, скотчем приклеенная к стене.

Дыхание перехватило, потому что Дачесс как бы увидела себя маленькой. Белокурая, голубоглазая девочка. Сисси Рэдли.

Дачесс вышла из дому. Тропа круто забирала вверх, и примерно через милю городские огни остались позади и внизу. На полпути она остановилась. Ныл каждый мускул, каждый вдох причинял боль, словно телу было не по нраву, что Дачесс до сих пор среди живых.

С последнего холма она увидела огоньки. Поздняя служба. Однажды Дачесс на такой службе присутствовала, сидела с полудюжиной прихожан — исключительно потому, что не смогла уснуть дома.

Литтл-Брук, епископальная церковь.

Забор из штакетника, дорожка, крыльцо, божественная музыка. Долой сумку с натертого плеча; прислониться к деревянной двери, ведь длинный день почти кончился. И некуда больше идти, кроме как на край кладбища, на участок, выделенный для невиннейших. Здесь покоится мама. По просьбе Дачесс, ее похоронили возле Сисси.

Вдруг Дачесс замерла, застыла.

Дивные небеса — и на их фоне, черным силуэтом, высокая мужская фигура. За ней — обрыв, край земли, голые скалы и бесконечный океан.

Уок припарковался на Айви-Ранч-роуд, прошел к двери по подъездной дороже, постучал.

Вид у Брендона был аховый. Он молча отступил, впуская Уока. В доме воняло черт знает чем, всюду валялись картонки из-под снеди и пивные банки, на каждой поверхности лохматилась пылища. Уок заметил стопку видеодисков — уроки фитнеса; курс называется «Стальной пресс», на обложке фото — Брендон со втянутым животом.

Брендон, осовелый, мутноглазый, присел к кухонной стойке. Стар столько раз его отшивала — вот он и не стерпел, пустил в ход кулаки; не иначе, так и было.

— Мне известно, что ты сделал, — заговорил Уок.

Этой фразы оказалось достаточно.

Брендона прорвало. Он разрыдался и не мог остановиться, плечи так и тряслись в судороге. Уок, крайне сконфуженный, не знал, что и сказать.

— Я не хотел. Не думал, что так выйдет. Честное слово, Уок.

Последовал рассказ, прерываемый всхлипами. Уок слушал молча.

— Ты советовал мне пойти на мировую — я и пошел. Пригласил его на яхту. Типа, порыбачить, просто воздухом подышать. Самому надоела эта вражда. Ну вот, поплыли мы. И тут мне как в голову стукнуло: ведь он «Мустанг» мой поцарапал! Ведь некому больше! Я тогда хотел в полицию заявить, но Стар погибла, я и не стал, на фоне такой беды… А на яхте я просто дурачился. Думал, вытащу его, если что. Мы и от берега-то были совсем близко.