Марек Краевский - Чума в Бреслау

Помимо фотографической памяти Эльза Верманн имела очень много терпимости к всевозможным человеческим странностям. Поэтому она нисколько не удивилась, когда две недели назад к ней заявились двое мужчин, которые и не были одеты по сезону, и ни любезно относились к ней самой. Прикрыв лицо воротником плаща и надвинув шляпу поглубже на лоб, один из них буркнул коротко и довольно нескладно: «Две лесбиянки на оргию ко мне». Второй молчал и тяжело дышал, источая из себя сильный запах мятных конфет. Госпожа Верманн вовсе не интересовалась, почему заказчик пришел в сопровождении. Не заставило ее удивиться и то, что человек в маске эту довольно банальную услугу заказывает через ее бюро, вместо того чтобы пойти в первый лучший публичный дом и выбрать двух девушек, склонных друг к другу или претендующих на такую склонность. Не глядя на их причудливые маскировки, она очень вежливо ответила, что приглашает их к себе через три дня в девять часов утра с суммой в три миллиона марок в качестве ее гонорара. Когда они не согласились на такую большую сумму, она очень умело и точно показала, что обладает огромными знаниями о бушующей в стране инфляции. Тогда они уступили.

В тот же день она дала по телефону в « Schlesische Zeitung » [15] «Силезская газета» ( нем. ). объявление: «Греческий духовой дуэт срочно найму в оркестр. Предложения прошу направлять на почтовый ящик № 243 в почтовом отделении на Брайтештрассе». На следующее утро она нашла там письмо с содержанием: «Греческий духовой дуэт, тел. 3142, фирма «У Макса». Госпожа Верманн тут же сожгла письмо, позвонила и попросила соединить с фирмой «У Макса». Когда услышала в телефоне: «Это Макс, слушаю», она сказала: «Духовой дуэт от Сафо», и повесила трубку. На следующий день к ней явился любитель «девушек с Лесбоса» и выложил гонорар для нее и для Негша. Взамен он получил номер телефона фирмы «У Макса», с которым должен был лично установить все детали сделки. Это было все. Она знала, что главе фиктивной фирмы «У Макса», Максу Негшу, с которым знакома много лет, не нужно было проверять своего клиента, так как он не требовал услуг, за которые могли оказаться за решеткой и заказчик, и подрядчик, не говоря уже о посреднике. Все было чисто и безопасно. Конфиденциальность обеспечена.

В таком блаженном чувстве безопасности сидела теперь госпожа Эльза Верманн на своем балконе в доме на Вильгельмсуфере, над магазином «Юнг и Линдиг», и наблюдала, как закат солнца обволакивает верхушки платанов на надодранском бульваре. Она ничуть не удивилась, когда увидела небольшую фигуру в белой каскетке и в костюме такого же цвета, выныривающую из-за винного магазина. Макс Негш не один год боролся с пристрастием к азартным играм и деньги от сделок, которые он совершал при посредничестве госпожи Верманн, получал прямо от нее, всегда вечером, уже после закрытия лотерейных и букмекерских контор. Сейчас он шел по набережной и при виде госпожи Верманн, стоящей на балконе, подбросил вверх каскетку и ловко ее поймал. В переулке раздался гул мотора, и вместе с этим звуком в него въехал мотоцикл с боковой коляской. Тогда госпожа Верманн в первый и в последний раз за этот день удивилась. Мотоцикл ехал по тротуару. Мотор завыл, и машина оказалась за Максом Негшем. Сутенер только что подбросил каскетку, но уже ее не поймал. Переднее колесо мотоцикла врезалось между его колен. Сначала на долю секунды он оказался на крыле, а потом медленно сполз с него. Раздался звон треснувшего стекла. Мотоциклист, в длинном плаще, шлеме и очках, слез с седла и взял Негша под подмышки, очень заботливо сунул его в боковую коляску и поднес ему что-то к лицу. Затем натянул брезент на проем коляски, и пострадавшего уже не было видно. Люди кинулись к окнам и вылезли на балконы. Совсем наоборот вела себя госпожа Верманн. Она вошла в квартиру и закрыла дверь на балкон. Она не хотела, чтобы на следующий день ее допрашивала полиция, а особенно грубый надвахмистр Эберхард Мок, который все еще не давал ей покоя, обвиняя в сеянии деморализации. Как будто сам был морально чист! Она вошла в гостиную и выкинула Макса Негша из памяти. Конфиденциальность была ее девизом.

Комната Мока и двух его коллег, Курта Смолора и Герберта Домагаллы, была аскетичной, и в ней не было ничего, что могло бы отвлечь внимание полицейских. Потому что разве могут его рассеивать зеленые панели или три массивных стола с зелеными столешницами и латунными пепельницами, или огромный шкаф для документов, которое закрывался, как витрины магазинов — должно опускаться жалюзи из дубовых дощечек? Единственное, что могло бы обратить их внимание, это большой папоротник на подоконнике, которым когда-то снабдила их жена Домагаллы, который, не желая подвергать опасности костюм, выращивал цветок и бурчал на Мока и Смолора, когда те удобряли почву слюной и пеплом от сигар.