Алекс Шульман - Выжившие [litres]

Пьер ничего не отвечает. Он запускает руку в тарелку с чипсами, которую Нильс поставил на стол, но там пусто. Какое-то время сидит, уставившись на стол, потом встает и заходит в дом. Сквозь открытое окно кухни Бенжамин видит его спину и слышит его громкий голос.

– Прости, я был не прав по поводу этих фотографий.

Нильс смотрит на него, сидя за кухонным столом.

– Ничего, – говорит он. – Не надо было их тебе показывать.

Пьер протягивает руки к брату, Нильс встает, они хлопают друг друга по спине, это похоже на аплодисменты. Бенжамин чувствует напряжение на своем лице и понимает, что улыбается. Объятие длится недолго, но это неважно, ведь оно было, и через несколько минут Бенжамин сидит в беседке и чувствует полное удовлетворение, словно человек, который после штормовой ночи с богатым уловом разматывает сеть, и все кажется бесполезным, видимо, придется ее выбросить. И вдруг он тянет за какую-то нитку, и неожиданно сеть распутывается и свисает свободно, остается только повесить ее сушиться за домом.

Пьер и Нильс выходят на лестницу. В руках у Пьера три банки пива.

– Пора в братскую баню!

Они спускаются по узкой тропинке к озеру. На маленькой веранде бани они стоят близко друг к другу и медленно, словно неохотно, раздеваются. Бенжамин видит одинаковые ожоги на стройных ногах братьев, они остались с того раза, когда они натерли ластиком кожу друг друга до того, что закричали от боли, запахло горелыми волосами и мясом, и папа прибежал и забрал у них из рук ластики. Он видит грибок на ступнях Пьера, воспаление между пальцами. Бенжамин видит голую спину Нильса в бане. Родинки, словно коричневые дробинки, рассыпаны между лопатками.

Пьер и Бенжамин, оба с красными пальцами, оба вопящие от боли, колотили друг друга по тыльной стороне ладони мухобойкой, пока мама и папа с кухни не прикрикнули и не прогнали их. Тишина в доме! За кухонным столом решаются важные вещи. Бенжамин и Пьер уселись на лестнице, откуда открывался отличный вид на все эти бесконечные бумажки, талоны и формуляры на кухонном столе. Папа взял в руки какую-то бумажку, сосредоточенно рассмотрел ее и положил обратно на то же место. Нильс сидел с краю стола и подписывал какой-то документ, мама отложила его в сторону и положила перед ним еще один. Мама и папа занимались этим уже достаточно долго, сидели вместе с Нильсом и разрабатывали стратегию, бормотали что-то очень серьезно, указывали друг другу на какие-то бумажки и передавали их. Сегодня был последний день подачи документов в гимназию, так что сегодня все должно было произойти. Сегодня все бумаги должны быть отправлены, чтобы старший сын смог продолжить свой путь в мире знаний. Благодаря школьным успехам Нильса мама и папа давно уже относились к нему особенно. Он был надеждой семьи, тем самым человеком, из которого что-то выйдет. Так было всегда. Он так хорошо учился в первом классе, что перепрыгнул через второй и пошел сразу в третий. Каждый раз, возвращаясь из школы, он приносил в своем рюкзаке что-то, чем он мог похвастаться, очередной триумф. Сочинение, которое родители с удовольствием зачитывали друг другу, школьный проект, который все обсуждают. Когда Нильс возвращался из школы с результатами какого-нибудь экзамена, мама собирала всех, она не вскрывала коричневый конверт до тех пор, пока не собиралась вся семья, лишь тогда она надевала очки для чтения и сначала в полной тишине вчитывалась в результаты. Нильс стоял рядом в тревожном ожидании, одна рука на поясе, вторая – на бедре. И вот наконец мама до конца осознавала величину успеха Нильса, она качала головой и смотрела на него с улыбкой поверх очков: «Ну, какой же ты умница!» – говорила она. Всегда повторялось одно и то же: она протягивала результаты Бенжамину и Пьеру и говорила: «Смотрите и учитесь!»

На улице шел дождь. Лампы не зажигали, только желтый свет на кухне лился на будущее Нильса, разложенное на столе. Бенжамин и Пьер сидели на сумеречной лестнице и молча следили за происходящим, прислушиваясь к важному разговору.

– Ты уверен, что хочешь выбрать немецкий? – говорила мама, глядя в бумаги.

– Да, я уверен, – отвечал Нильс.

– Хорошо, – говорила мама. – Просто жаль французский. Мне казалось, тебе нравился этот язык, он такой изящный и красивый.

– Я хочу узнать, можно ли добавить еще один язык сверх программы, и тогда я смогу учить и французский, и немецкий. Но сначала надо поступить в школу и на работу.