К Тюдор - Сожженные девочки [litres]

Я, похолодев, смотрю на эти слова. А затем беру Библию в руки. Один ее уголок почернел, как будто от огня. Я открываю ее на первой странице. Когда я посещала воскресную школу, нас заставляли подписывать Библии на внутренней обложке. И действительно, тут есть имя. Оно написано голубыми, почти полностью выцветшими чернилами. Я провожу кончиками пальцев по призрачным буквам.

Мерри Дж. Л .

Они лежат в высокой траве за домом. Невидимые среди высоких листьев. Урок изучения Библии окончился. У них есть несколько минут свободного времени, прежде чем пора будет возвращаться домой. Мерри шарит в кармане джинсов и извлекает помятую сигарету и зажигалку «Бик».

– Будешь?

– Мне нельзя. Преподобный придет к чаю.

– Зачем?

– Мама хочет, чтобы я брала дополнительные уроки Библии.

– Дополнительные? Со стариканом?

– Нет. С новым. Ты его уже видела?

Мерри пожимает плечами:

– Ну да.

– Он немного похож на Кристиана Слейтера.

– Все равно поп.

– Ты не должна так говорить.

– Почему?

– Бог может тебя услышать.

– Бога нет.

– Ты хочешь попасть в ад?

– Говоришь точно как моя мама.

Джой протягивает руку и осторожно касается кровоподтека, окружающего глаз подруги.

– Больно?

– Да. Отвали.

– Ты ее ненавидишь?

– Иногда. Иногда я хочу, чтобы она умерла. Но чаще я просто мечтаю, чтобы она изменилась.

Какое-то время они лежат молча. Затем Джой встает.

– Мне пора. Я позвоню тебе позже?

– Хорошо.

Мерри садится и провожает взглядом подругу. Джой бежит, раздвигая высокую траву. Мерри оглядывается и смотрит на дом. Внутри кричит ее мама. Она берет Библию и зажигалку. Поднеся огонек к уголку книги, она смотрит, как чернеет кожаный переплет. Прежде чем он успевает заняться, она бросает Библию обратно на траву, ложится и закуривает.

Мне все равно, попаду я в ад или нет, – думает она. – Хуже все равно не будет.

Я застегиваю рубашку и поправляю белый воротничок, приглаживаю свое облачение. Затем выхожу из вестибюля и прохожу к алтарю. Внимательно смотрю на свою паству. Прихожане сидят, наклонившись вперед. Их головы склонены, лиц не видно.

– Добро пожаловать, – говорю я, и молчаливые фигуры по очереди поднимают головы и смотрят на меня.

Первым я вижу своего мужа, Джонатана. Он улыбается. Всегда улыбается. Даже в свои самые ужасные дни. Даже сейчас, когда его голова проломлена с одной стороны и на волосах запеклась кровь и видны мозги. Рядом с ним Руби. Ну конечно. Она смотрит снизу вверх обвиняющим взглядом. Ее лицо распухло и посинело от того, как девочку избивали кулаками, ногами и ее собственными деревянными игрушками. Она держит плюшевого кролика. Того самого, с которым я ее нашла. Она любила этого кролика. Вот только, наблюдая за ней, я понимаю, что кролик, которого она стискивает в ручонках, настоящий. Продолжая смотреть мне в глаза, она наклоняет голову и откусывает кусок от одного уха.

Я с лихорадочно бьющимся сердцем делаю шаг назад, и что-то касается моей макушки. Я поднимаю глаза. Преподобный Флетчер свисает с балкона у меня над головой, и его ноги подергиваются в адской пляске смерти.

Если ты увидишь сожженных девочек, – хрипит он, едва шевеля потрескавшимися черными губами, – тебя постигнет несчастье .

Я закусываю губу, удерживая рвущийся наружу крик. Со скамей на меня теперь смотрят и другие лица. Некоторые я узнаю. Некоторые помню очень смутно. Две фигуры встают и шаркают по проходу ко мне. На полпути они вспыхивают. Но даже охваченные пламенем продолжают идти.

Я пячусь назад. Холодная ладонь опускается мне на плечо. Я понимаю свою ошибку. Я ощущаю его кислое дыхание и слышу голос…

– Мам. МАМ!

Я вырываюсь из сна подобно утопающему, выныривающему на поверхность из глубин темного и зловонного озера.

С трудом разлепляю глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд на Фло, которая держит меня за плечи. Вид у нее встревоженный и разгневанный одновременно.

– Господи Иисусе, как ты меня напугала.

– Я… Я…

– У тебя было что-то вроде кошмара.

Сон. Это был всего лишь сон. Я осознаю, что лежу, свернувшись калачиком, на диване в одежде, от которой разит потом и сигаретным дымом. Я опускаю ноги на пол, переводя свое тело в сидячее положение. Сквозь шторы в комнату проникает дневной свет.