– Знаю, – произносит она. – Я надеялась, что вы приедете.
Она разворачивается и семенит вглубь домика.
Расценив это как приглашение войти, я следую за ней, прикрыв за собой дверь. Внутри царят полумрак и приятная прохлада. Окна маленькие, со свинцовым переплетом, стены сложены из толстого камня. Входная дверь ведет прямо в кухню, настолько низкую, что моя голова касается покоробившихся деревянных балок. Пол вымощен каменной плиткой, а в потрепанной корзине у старой плиты, конечно же, дремлет кошка.
Джоан шаркает дальше – в расположенную чуть ниже гостиную. Она тоже низкая и длинная, занимает всю заднюю часть домика. Французские окна выходят в сад. Одну из стен закрывает огромный книжный шкаф. Его полки плотно забиты, корешки многих книг потрепаны. Кроме шкафа комната меблирована лишь продавленным диваном и стулом с высокой спинкой возле большого журнального столика. На столике стоит бутылка хереса и два бокала. Два.
Я надеялась, что вы приедете .
Джоан опускается на стул с высокой спинкой. Я стою, ощущая неловкость и продолжая сжимать пальто.
– Простите, что я вас побеспокоила, но вы оставили это в церкви.
– Благодарю вас, дорогая. Просто положите его где-нибудь. Вы не могли бы налить мне бокал хереса? И себе тоже налейте.
– Вы очень добры, но я за рулем.
Я наливаю полный бокал и подаю его Джоан.
– Садитесь, – говорит она, указывая на продавленный диван.
Я почти уверена, что если я на него сяду, то уже никогда не встану. Все же я осторожно присаживаюсь в эту топкую бархатную дыру, и мои колени взлетают к подбородку.
Джоан потягивает херес.
– Так как вам тут нравится?
– О, все прекрасно. Все очень дружелюбны.
– Вы приехали из Ноттингема?
– Да.
– Резкая перемена, не так ли?
Катаракта не в состоянии скрыть любопытство в ее взгляде. Я решаю все же выпить и наливаю себе немного хереса, с трудом дотянувшись до стола.
– Я уверена, что скоро привыкну.
– Вам рассказали о преподобном Флетчере?
– Да. Это очень печально.
– Он был моим другом.
– Примите мои соболезнования.
Она кивает.
– Как вам часовня?
Я в нерешительности молчу.
– Она очень отличается от моей прошлой церкви.
– У нее богатая история.
– Как и у большинства старых церквей.
– Вы слышали о сассекских мучениках?
– Я о них читала.
Она невозмутимо продолжает:
– Шестерых протестантов – мужчин и женщин – схватили и сожгли на костре. Две юные девушки – Абигайль и Мэгги – укрылись в часовне. Но их кто-то выдал. Их поймали и подвергли пыткам, после чего казнили прямо возле часовни.
– Ничего себе история.
– Вы видели кукол из веточек на мемориале?
– Да. Люди делают их в память о мучениках.
Ее глаза заблестели.
– Не совсем. Утверждают, что в часовне обитают призраки Абигайль и Мэгги и являются тем, у кого будут проблемы. Если вы увидите сожженных девочек, вас постигнет какое-то несчастье. Именно поэтому жители деревни начали когда-то делать этих кукол. Тем самым они надеялись отпугнуть мстительных призраков.
Я начинаю ерзать, по-прежнему утопая в диване. Из-за него у меня взмокла нижняя часть спины.
– Что ж, каждой церкви необходима занимательная история о привидениях.
– Вы не верите в привидения?
Я вспоминаю фигуру, которая привиделась мне в часовне. Запах гари.
Всего лишь пальто. Всего лишь воображение .
Я решительно качаю головой:
– Нет. А я очень много времени провела на кладбищах.
Она снова тихо усмехается:
– Преподобный Флетчер был зачарован этой историей. Начал изучать историю нашей деревни. Вот так он и заинтересовался другими девочками.
– Другими девочками?
– Теми, которые исчезли.
– Простите, не поняла.
Я смотрю на нее в растерянности, сбитая с толку шквалом возникших вопросов и внезапной сменой в направлении беседы.
– Мерри и Джой, – продолжает она. – Им было по пятнадцать лет. Лучшие подружки. Бесследно исчезли тридцать лет назад. Полиция решила, что они сбежали. Не все были в этом уверены, но их так и не нашли, так что доказать что-либо было невозможно.
Пот стекает по моей спине.
– Я этого случая не припоминаю.
Она склоняет голову набок.
– Ну, вы и сами тогда были слишком юной. Кроме того, новости в ту пору не показывали круглые сутки, не то что теперь. Да и социальных сетей не было. – Она грустно улыбается. – Люди забывают.
– Но вы не забыли.
– Нет. Вообще-то я одна из последних, кто все же помнит. Дорин, мать Джой, страдает деменцией. А мать и брат Мерри покинули деревню. Почти день в день через год после ее исчезновения. Просто исчезли. Не взяв с собой ничего.
Читать дальше