Ирса Сигурдардоттир - Прощение

Еще один хрип. Слабый, жалкий, как бормотание новорожденного. Звук совершенно неуместный в этой мрачности. В какой-то момент он даже испытал сожаление и спросил себя, как оказался в этом положении. Но тут же сурово напомнил себе, что мальчишка заслужил наказание. И все же в каком-то уголке сознания билось сомнение: а так ли оно на самом деле?

Предательская мысль была отогнана: нет смысла думать, что все было ошибкой. Ужасной, фатальной ошибкой. Что сделано, того не переделаешь. А значит, остается только использовать ситуацию по полной, себе на пользу. Сейчас это означало ждать. Что не так уж и сложно и не требует никаких усилий.

Снова хрип… голова мальчишки медленно скатилась набок. Глаза ненадолго закрылись и снова открылись. Они смотрели прямо на него; этот взгляд действовал на нервы. Слава богу, он принес с собой маску — на случай, если парня вдруг нашли бы. Впрочем, даже если б он и видел его, то образ вряд ли попал бы в мозг. Тем более при такой травме головы.

Нет, долго не протянет. Просто не сможет.

Сухие, потрескавшиеся губы шевельнулись. Что за чертовщина? Он пришел сюда, чтобы убрать тело, а не смотреть в глаза и не слышать, что шепчут губы. Если мальчишка сможет сказать хоть слово, это будет плохой знак.

Но нет, только выдох, слабое движение воздуха… Хотя можно разобрать звуки, разные звуки, похожие на слова. Возможно ли такое?

Чтобы ответить, нужно подойти поближе. Что такое он там пытается сказать? Молит о милосердии? О помощи? Если да, то получается, что он не помнит, что случилось до того, как он потерял сознание, а иначе знал бы, что милосердия ждать не следует.

Вонь вблизи была ненамного хуже. Подросток, похоже, ощутил присутствие другого. Глядя безучастно на черную маску, он шептал что-то. Кажется, ему стоило немалых усилий держать глаза открытыми: веки — одно из них распухло и побагровело — постоянно опускались.

Решив, что сможет разобрать шепот, мужчина наклонился и повернулся ухом к лицу похищенного. Может быть, сейчас будут произнесены последние слова… Может быть, они значили бы что-то для его семьи…

Или он хочет лишь попросить прощения? Всерьез, искренне. Вот только слишком поздно.

Паренек снова медленно поднял веки и напрягся, силясь что-то сказать. Пришлось наклониться еще ниже, так что маска почти коснулась серой кожи лица. В маске не было отверстий для дыхания, но он все равно ощутил его, когда умирающий открыл рот и попытался шептать. Ничего хуже этой вони, этого смертного смрада, не было и быть не могло. Но голос стих, прежде чем успел произнести хоть что-то, и теперь силы, похоже, окончательно покинули парня. Глаза закатились, закрылись и больше не двигались.

Мужчина выпрямился, бесстрастно посмотрев на жертву сверху. Грудь поднималась и опускалась какими-то конвульсивными рывками.

Пожалуй, лучше уйти. Все идет как надо. Осталось совсем чуть-чуть.

Приняв решение, он вышел и запер дверь. Можно прийти потом, позже. Беспокоиться не о чем, пацан не позовет на помощь и уже никак не привлечет к себе внимания. Пусть упокоится в мире.

На улице он сорвал с лица маску и сделал несколько глубоких судорожных вдохов, глотая чистый, свежий ночной воздух. Такое же облегчение приносит ледяная вода иссохшемуся от жажды горлу. И только потом настороженно огляделся, перед тем как направиться к машине.

Тихая улица в жилом квартале больше не походила на себя. Полицейские, криминалисты, бригада судмедэкспертов — все собрались у дома. Пропавшего искали с собаками, но пока безуспешно.

Следователи сделали, наверное, сотню звонков. Некоторые не дали ничего, другие потянули за собой еще больше звонков, два-три из которых принесли информацию, кусочки которой, если их сложить, могли дать некоторое представление о случившемся. Из отдельных подслушанных Хюльдаром реплик следовало, что удалось определить временны`е рамки.

Едва появившись на месте преступления со своей свитой, Эртла отослала их с Гвюдлёйгюром, хотя именно они оказались здесь первыми. Теперь она тоже вернулась в участок, но прошла прямиком в свой офис и закрыла дверь, не удостоив их и взглядом. Не говоря уже о том, чтобы хоть как-то воздать должное.

Когда Хюльдар постучал в дверь, она говорила по телефону и притворилась, что не слышит, но он все же вошел. Похоже, разговор был то ли с отцом, то ли с матерью пропавшего парня. Хюльдар попытался перехватить ее взгляд, но она отвернулась и попросила сообщить, каким рейсом они прибывают. Потом завершила разговор, положив трубку, и секунду-другую смотрела на нее, возможно, пытаясь представить, каково это, застрять в другой стране, когда твой сын пропал и, возможно, мертв. Потом лицо ее посуровело. Она повернулась к Хюльдару.