Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

После ужина он пошел в свой домик и достал из шкафа дробовик, с которым охотился на зайцев и фазанов дома в Смоланде. На крестьянском хуторе выйти с ружьем и подстрелить что-нибудь себе на ужин считалось чем-то само собой разумеющимся. Теперь же у него даже патронов не водилось. Ружье долго простояло без дела, однако сейчас оно пригодится. Если кто-нибудь увидит его бродящим вокруг усадьбы, он всегда сможет сказать, что вышел на охоту. Сезон еще не начался, но эти болваны из «Виа Терра» этого точно не знают, не сомневался Симон.

Он надел самый теплый зимний комбинезон и толстую куртку. Сходил в теплицу, забрал нож и спрятал в карман. В каком-то фильме Симон видел, как мужик перерезал глотку напавшей на него овчарке — самозащита чистейшей воды. Затем он направился в сторону усадьбы. Если идти быстрым шагом, туда можно добраться за полчаса. Деревня находилась в южной части острова, усадьба — на северной оконечности. В этот вечер Симон выбрал автомобильную дорогу вдоль побережья. Воздух был холодным и свежим. Вид с дороги великолепен в любое время года. По краю дороги стояли скалы, круто обрывавшиеся в море. Дул ветер, но слишком слабый, чтобы разгулялись волны, шипя и образуя шапки белой пены. Солнце садилось, но его не видно было с дороги — только красный отсвет на небе.

Симон шел быстрым шагом, засунув руки в глубокие карманы куртки. Дорога была пустынная — ни одной машины, ни единой души. Он вышел на гравийную дорогу, ведущую к усадьбе, и, не доходя до ворот, свернул в лес. Уже почти стемнело, но Симон так много раз ходил этой дорогой, что ноги ступали сами. Время он рассчитал точно — из-за стены доносился гул голосов, скоро начнется собрание. Стало быть, семь. Если ему повезет, собака будет с ними во время собрания.

Войти в калитку Симон не решился — не хотел, чтобы его застукали на территории. Здесь, в лесу, он мог сказать, что охотится, но в их владениях эта ложь не прокатит. Вместо этого взял березовый ствол, так и лежавший у стены, поставил его вертикально, воткнул в ствол нож и, используя его рукоять как опору, взобрался по стволу и ухватился за край каменной стены. Подумал, как по-идиотски будет выглядеть, когда его голова вдруг появится над колючей проволокой. Но его никто не заметил. Двор был залит светом ночных фонарей. Персонал стоял шеренгами, с прямыми спинами, навытяжку, почти так же, как во времена Освальда. Симон окинул взглядом группу, заметил парочку знакомых лиц, но Эльвиры среди них не было.

Перед персоналом стояли Мадлен и Буссе, но никто из них еще не начал выступать. Симон тщетно высматривал собаку. Подумал, что ее, наверное, держат в будке, — и тут заметил ее. Она лежала чуть в стороне на газоне, положив голову на лапы. Действительно, огромная. Симон подавил смешок. Вся ситуация показалась ему абсурдной — сам он шпионит, втихаря наблюдая из-за стены, а сектанты думают, что они такие умные, что их теперь охраняет сторожевая собака… На самом деле это был большой мохнатый сенбернар, старый, усталый и толстый. Симон ухмыльнулся про себя. Даже тут эти идиоты лопухнулись.

Мужество вернулось к нему. Он решил все же проскользнуть в калитку. Открыл ее своим ключом, тихо и осторожно, и встал за большим стволом дерева.

Сбор начался. Говорила Мадлен. Симон слышал почти каждое ее слово. Казалось, Мадлен прямо-таки пылала. Голос ее звучал мощно и настойчиво, жесты были размашисты и решительны. Тоненькая невзрачная девушка, какой ее помнил Симон, куда-то делась. Теперь ее словно окружало энергетическое поле — своего рода аура, захватившая весь персонал. Освещение создавало вокруг ее головы нечто вроде нимба, а изо рта вырывался пар, когда она выпаливала свои директивы.

Симон сразу же понял, что через нее говорит Освальд. Каким-то загадочным образом он вселился в тело Мадлен и теперь отчитывал персонал, в точности как это было раньше. Симон представил себе, как она ждала этого момента — стать наместницей Освальда… О том, какая жизнь у бедняг, стоящих в строю, даже не хотелось думать.

Подозрения Симона подтвердились, когда он вслушался в ее слова. Все время: «Франц сказал», «Франц сделал то-то и то-то»… Всё только о Франце.

Потом Мадлен заговорила о вступающих в силу новых правилах и наказаниях за плохое поведение. Звучало это не менее ужасно, чем наказания, придуманные в свое время Францем. Рис с бобами, принудительные работы и проекты по искуплению вины. И снова, после некоторых нарушений, провинившемуся придется окунаться в ледяную воду.