Лайза Джуэлл - Невидимая девушка [litres]

Оуэн перечитывает письмо дважды. Его взгляд останавливается на словах надежды. Он отмечает, что Диана нигде не говорит, что считает его способным на убийство. Нигде не говорит, что никогда больше не захочет его видеть. Нигде не говорит, что ненавидит его или в ужасе от содеянного им. Он думает, что это луч света. Нечто такое, за что можно держаться.

Джош возвращается из школы поздно вечером. Он, как всегда, идет прямо в кухню и обнимает Кейт. Его лицо все еще холодное с улицы.

– Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – говорит она, и собственные слова кажутся ей неискренними. Затем, прежде чем он выйдет из комнаты, прежде чем ей изменит храбрость, Кейт спрашивает: – Джош, можно вопрос? Немного странный вопрос?

Сын поворачивается и смотрит на нее. Он как будто похудел за последнее время, отмечает она, лицо, и без того довольно худощавое, сильно осунулось.

– Да?

– Я была вчера в твоей комнате.

Глаза сына слегка вылезают из орбит, едва заметно, но достаточно, чтобы выдать его тревогу.

– Да?

– Забирала в стирку грязное белье. И за корзиной была сумка. А в ней лежало что-то из отцовского спортивного снаряжения. Есть идеи, откуда там взялись эти вещи?

На миг воцаряется молчание. Но затем Джош говорит:

– Я ходил на пробежку.

– На пробежку? Когда?

– Не помню. Несколько раз.

Кейт закрывает глаза и думает о том, как он двигается, ее второй ребенок, всегда так медленно. Вечно отстает на несколько шагов. Она вспоминает, как бывала вынуждена бесчисленное количество раз останавливаться на тротуаре и ждать, пока он ее догонит, когда он был малышом.

«Хватит ползти, – говорила она. – Догоняй!» И даже сейчас, вымахав почти до шести футов, он все еще движется со скоростью улитки. Он все делает медленно. Кейт не может представить, чтобы он бегал.

– Правда? Ты бегал? – спрашивает она.

– Да. Почему бы нет?

– Потому что… я не знаю. Ты не из породы бегунов.

– Хм. Люди меняются, верно?

Она вздыхает.

– Наверно, да. Но вот странная вещь. Я не стирала комплект для бега. Оставила его в пакете. А теперь его там нет, и твой отец снова носит его и говорит, что нашел его в своем ящике.

Джош пожимает плечами.

– Да. Я его постирал.

– Ты его постирал?

– Да.

Она снова закрывает глаза.

– Поправь меня, если я поняла неправильно. Ты одолжил у отца комплект, чтобы побегать. Даже не сказав мне, что собираешься бегать. Ты оставил его в пластиковом пакете в задней части гардероба. Потом достал, постирал, высушил, положил обратно в папин ящик?

– Да.

– Я не понимаю, Джош. В этом нет никакого смысла.

– В чем нет смысла? В этом есть смысл.

– Нет, Джош. Нет. Никакого смысла нет. И я за тебя беспокоюсь. Как будто ты что-то от меня скрываешь.

А потом Джош делает нечто такое, чего никогда не делал. Он орет. Он открывает рот, рычит и орет на нее.

– Ну, хорошо. Черт возьми. Ладно. Я описался. Ясно? Я бегал и не знаю, почему. Не знаю, почему, поняла? Но я описался. И я никому не мог сказать, чтобы не чувствовать себя идиотом. Поэтому я просто засунул комплект спортивной одежды в сумку и спрятал, пока не успел постирать. Ясно? Теперь ты счастлива?

Кейт слегка покачивается после вспышки сына. Но потом идет к нему, обнимает и говорит:

– Извини. Я не хотела давить на тебя. Не хотела ставить тебя в неловкое положение. Извини. Все хорошо.

Она чувствует, как его руки обнимают ее, как его лицо утыкается ей в плечо, и она понимает, что он плачет. Джош говорит:

– Мам. Я так виноват, – говорит он. – Я так виноват перед тобой. Я так сильно люблю тебя. Я действительно тебя люблю.

Она гладит его по затылку. Она шепчет ему на ухо:

– Все в порядке, Джош. Ничего страшного, ты можешь мне сказать, что происходит. Ты можешь сказать мне. Ничего страшного.

– Я не могу тебе сказать, – говорит он. – Просто не могу. Никак.

С этими словами он вырывается из ее объятий и выходит из комнаты.

Около восьми часов вечера в День святого Валентина я получила от Джоша сообщение. Вот что в нем говорилось:

« Назревает буря дерьма! Алисия отправила моему отцу валентинку, и Джорджия ее только что открыла. Ее еще никто не читал. Не знаю, что, черт возьми, делать ».

Я ответила: « Сожги ».

Он сказал: « Не могу. Отец знает, что она здесь. Я собираюсь вызвать его на разговор ».

Он прислал мне фотку текста на открытке. Там говорилось:

«Я не могу больше ждать. Я умираю. Оставь ее сейчас, или я убью себя».