Анатолий Эльснер - Грозный идол, или Строители ада на земле

Она положила палец в его руку.

– Палец твой сломать!

– Тогда я повинюсь. Слышишь ты, признаюсь я тогда…

– Зачем же ломать пальчики твои?

– Ах, дурачок! Когда поломаешь палец – вот мне уж и не страшно признаться, потому что вперед наказал, а то воешь и не знаешь чего…

– Да у меня сердце рвется, когда вижу слезы твои, моя девочка…

– Вот и не девочка.

– Девка, дева, девочка – одно для меня…

– Не девица я, Николенька…

– Как не девица?

– Да так… как бывает.

– Всякое бывает с вами… и не разберешь, – проговорил Николай с тревогой в голосе и лице.

– Не девицей я уже стала с прошлой ночи… ей-ей, уже я не такая…

– Ой, Катя, не шути!

– Убей меня – хочешь?.. Я позволяю тебе меня убить… с удовольствием… Только что ж ты так побелел, как рубаха?..

– Холод прошел у меня в сердце от этих слов – не девица, – вот и стал, как рубаха. Что ж ты шутишь? Хочешь, чтоб я бросился в море?..

– Ох, не бросайся в море… а лучше вместе будем плакать… И нисколько нет моей вины в этом, потому что, когда я плясала прошлой ночью, то и прыгнул в меня, верно, Лай-Лай-Обдулай… С Сусанной так, сказывают, было, и стала она от этого брюхата…

– Ой!..

– Что?

– И ты еще станешь брюхата…

– Ой, не говори так! – воскликнула она с отвращением.

– Что ж, с девками это бывает, сказывают люди: чудотворец в душе веселится…

– Вот-вот, Николенька… Верчусь это я, а меня что-то возносит, и не знаю, на земле, на небе ли… а потом чувствую – падаю… и уносит меня кто-то в лес… потом и совсем душа улетела – ничего не помню… а как очухалась, вижу себя в лесу под кусточками… и не девица уже…

– Убью злодея! – вскричал Николай, на мгновение принимая дикий и страшный вид.

Она молчала, закрыв лицо руками.

– Какой он собой, скажи, Катя?..

Она отняла руки от лица и проговорила:

– А черт его знает.

– Не видела?..

– Ничего не видела… а только помню, как бы… косматый.

– Косматый! – повторил он, опуская низко голову. Она горько заплакала, и ее жених, не выдерживая ее слез, охватил ее шею руками и сам заплакал. Оба они сидели, обнимаясь, целуясь, и, сетуя на проделки Лай-Лай-Обдулая, громко плакали.

На крыше соседнего дома появилась высокая девушка и, подымая руки кверху, со слезами в голосе заговорила:

– Вавила, Вавила мой, где ты? Отзовись!.. Может быть, тебя волки съели, или в море утонул… Никогда я не утешусь, всегда буду думать о тебе, никогда не перестану плакать… О Вавила, Вавила!..

– Видела я его! – вскричала Катя, освобождаясь от объятий своего жениха. – Беги ко мне, Оксана, бедная, расскажу, где Вавила твой…

С минуту Оксана стояла неподвижно на крыше, как белый столб, но немного спустя она была около Кати. Последняя стала рассказывать, что когда «косматое» оставило ее под деревом и когда она очнулась, то не знает уж, каким чудом, но увидела перед собой решетку и через нее увидела Вавилу и других пропавших людей, с цепями на ногах…

– Ох, веди ж меня к Вавиленьке! – вскричала Оксана.

В этот момент от одного конца Зеленого Рая до другого прошел громкий говор, посреди разных восклицаний пляшущих и вертящихся, ругани пьяных и бестолковой болтовни женщин:

– Начальники идут!

От крайнего дома Зеленого Рая медленно и торжественно двигалась процессия, состоящая из начальников, окруженных своими телохранителями. Впереди всех выступала огромная фигура Парамона, но он уже был не в скромном черном наряде, как раньше, а в одежде настоящего грозного пророка – в голубой мантии, спускающейся до земли, в белой высокой шапке и с посохом в руке. Ноги его, однако же, все-таки были голыми, но он ступал своей расплюснутой ступней как-то особенно твердо и самоуверенно, точно с каждым шагом раздавливая кого-то. За пророком ступала «жена бога» в белом платье и с венком на голове. Высокая и стройная, она шла величественной поступью, своими сверкающими ярко-голубыми глазами посматривая по сторонам. За ней шел Василий, и за последним толпа телохранителей, впереди которых шагал великан Герасим-Волк с розгами в руке, которые он держал, как солдат ружье.

Волк с розгами в руке, которые он держал, как солдат ружье.

Процессия шла торжественным и мерным шагом, и стоящие по сторонам обитатели Зеленого Рая, сохраняя почтительное молчание, снимали шапки перед «пророком» и низко кланялись до земли, а многие становились и на колени. И среди полной тишины ничего не было слышно, кроме мерного топанья ног грозных властей порабощенного кроткого стада, и с каждым делаемым шагом Парамон благосклонно кивал головой в одну и другую сторону. Каждый день, в известное время, начальники совершали свое молчаливое, торжественное шествие, чтобы приучить стадо к смирению, почтительности и к поклонам до земли. И в самом молчании этого шествия было что-то грозное, внушающее священный трепет, тем более что достаточно было «пророку» сделать мановение рукой, и непочтительный сын Зеленого Рая должен был публично, спустив с себя штаны, лечь на землю для получения назначенных ударов розгами. Герасим-Волк и Варсоний взвивали тогда кверху розги, и все видели, как тело дерзкого, извивающееся, как красный червь, начинали покрывать крупные кровавые слезы. Видя это, люди трепетали, страшились за себя, но начинали чувствовать прелесть зрелища брызгающей крови среди криков истязаемого. Так был завоеван свободный Зеленый Рай, так в каждой груди были убиты счастье и радость жизни, и так в каждом сердце, точно поселившийся там отвратительный паук, стали разрастаться страх перед силой, предательство и жестокость.