Анатолий Эльснер - Грозный идол, или Строители ада на земле

– Страшно.

– Для этого я и начальник… Чтоб грозой быть… Вот как забунтует Зеленый Рай, всей нашей команде по кинжалику, значит… Лучше нет, как сразу запугать…

– Сам помрешь-то.

– Зароют, – коротко отвечал Василий и насупился.

Опять наступило молчание.

В этот момент старец Демьян, который все время спал с опущенной на грудь белой головой, дрожа всем телом, поднялся с места и, точно видя перед собой привидение, заговорил:

– Ох, окаянный, как ты пристаешь… Ну что ж, что я зарезал мальца… Не держи за волосы головку-то… Кровь стекает… На сапог, на сапог… Тфи-тфи, всего залил меня кровью…

Голос его жалобно задрожал и, продолжая смотреть в одну точку, он раздвинул пальцы и начал встряхивать кисти рук, точно желая сбросить с них что-то.

– Что с ним? – тихо спросил Василий младшего брата.

– Да, вот зарезал кого-то родитель почтенный. Должно, лет сто назад… Видно, спать мешает мальчик зарезанный-то…

Старик, продолжая встряхивать кисти рук, опять говорил дрожащим, плачущим голосом:

– Да положи, положи под камень голову-то детскую… Там я его зарыл… А ты все в губы мне его даешь целовать… Ох!.. Ножик на земле-то там и остался… Почему не мог поднять ножика я?.. Осип, Осип! Пойди, отыщи нож… А что я убил трех квартальных, это Бог простит. Он не любит полиции… Озверел я… Били, били меня кнутами, и окаменел я… А вот кровь с головки мальчика прожгла и меня… Хотя каменный!.. Окаянный ты, опять голову показываешь… Пошел, пошел от меня, говорю… Вот еще, боюсь я полиции… Как, вы хотите в цепи меня заковывать, да?.. Забыли вы – со мною нож… Ну-ка.

Он стал размахивать перед собой блеснувшим в его руке ножом. Три брата поднялись.

– Родитель, милый, положите ножичек-то.

– Га!.. – Он задрожал, и ножик выпал из его рук. – Где я?..

– В Зеленом Раю, родитель, – насмешливо отвечал Парамон.

Старик долго стоял, озирая комнату.

– Мальчик-то зарезанный привиделся мне… Стар я, вот что, и ничего-то понять не могу… Когда что было… За сто годов мне… С головы все выскакивает – где я и что…

Он опустился в кресло и мучительно закачал головой.

– Вы в вашем царстве, патриарх, – сказал Парамон.

Старик долго смотрел на него и вдруг завопил плачущим голосом:

– Смеетесь вы надо мной… Какая я вам потеха… Я дряхлый старикашка… Вы же меня шутом делаете перед правнуками, заставляя начальником себя признать. Какие мы цари!.. Забыл Бога-то я с вами, и брата Осипа, и советы его… Что вы сделали со мной? Мне в гроб надо лечь и повторять: «Боже, Боже, помилуй старца Демьяна…» Кровавый младенец все перед глазами – вот что…

– Что ж, можно и в гроб вам, чего ждать-то еще… – сказал равнодушно Парамон с тонкой, точно ядовитая змейка, улыбкой, пробегающей по губам. – Вот мы и снесем вас к стопам бога: Лай-Лай-Обдулай и смилуется… Младенец-то и перестанет прыгать перед вами с ножичком в горле…

– Не мучь ты меня, дьявол… – взвизгнул плачущим голосом старик. – Что ты за пророк такой в Зеленом Раю? В душе-то твоей – смех дьявольский, я вижу. Сколько народу ты хочешь замучить-то, пока признают вас начальниками? Надо это зачем – спрашиваю.

– Царство новое надо основать, вот что, старец почтенный, – важно отвечал Парамон и гордо выпрямился, посматривая попеременно на всех. – Немалое дело совершаем, полагаю, царство образовать, и для такого дела и засечь можно кого, и употребить и ножички, и кинжальчики…

– Большое дело у нас, – проговорил Василий и тоже гордо выпрямился.

– Да и не сами затеяли, и законы даем не сами: новый бог, сошедший с небес…

– Какой?

Демьян с ужасом расширил глаза, неподвижно глядя на младшего сына.

– Лай-Лай-Обдулай…

Демьян продолжал смотреть с прежним видом, и рот его раскрылся, а Парамон твердо продолжал:

– С неба сошел он, и если нет, пусть внутренность моя наполнится змеями, и зашипят все, и вылезут из глаз, из ушей и ноздрей моих, и все запоют: «Будь проклят Парамон…»

Демьян продолжал смотреть на сына со страшно раскрывшимися глазами, и вдруг дрожащей рукой он стал искать что-то у себя на груди. Минуту спустя он поднял над головой руку с маленьким крестиком.

– Кайся! На крестике этом Бог был распят, отвращавшийся от крови… Кайся!..

Все стояли неподвижно, и среди тишины раздался тоненький ядовитый хохот.

– Смотрите, старец почтенный, вон из темноты выступает к вам кровавый младенчик…

Старец содрогнулся, и крестик выпал из его руки, а Парамон, указывая в темноту, продолжал: