Рут Уэйр - Игра в ложь

– Что ж… Не могу сказать, что я в восторге. Сама знаешь, как я отношусь к курению.

– Ох, я ругаю себя сильнее, чем ты можешь представить. Сама себе противна. Я даже Фрейю не решалась на руки взять, пока не приняла душ.

– А куда ты дела остальные сигареты из пачки?

– Я их выбросила, – отвечаю, сделав паузу.

Пауза – признак того, что я лгу. Я не выбросила остальные сигареты. Не знаю, почему. Хотела, собиралась – и поймала себя на том, что запихиваю их в сумочку. Спрятала и пошла мыться. Я ведь все равно не буду больше курить – так какая разница, где сигареты? Выброшу их завтра – и получится, что Оуэну я сказала правду. Но сейчас… сейчас, пока ложь не стала правдой, я каменею от стыда в его объятиях.

– Я тебя люблю, – говорит Оуэн. Его дыхание обдает теплом мою макушку, путается в волосах. – Ты же понимаешь – я не хочу, чтобы ты курила, именно потому, что люблю тебя?

– Да, да, – лепечу я в ответ. Голос хриплый от слез.

Внезапно слышится крик Фрейи, и я почти отталкиваю Оуэна, чтобы взять ее на руки. Оуэн отнюдь не успокоен. Он чувствует: что-то не так. Только не знает, что именно.

Мало-помалу жизнь возвращается в привычное русло. По крайней мере, такова видимость; я-то знаю – пресловутое русло изрядно искривлено. Во-первых, у меня ни с того ни с сего заболела челюсть. В ответ на мою жалобу Оуэн сообщил, что ночью, во сне, я скрипела зубами. Во-вторых, ночные кошмары сменили тематику. Раньше мне снилось, как лопата с шорохом втыкается в мокрый песок и как скрипит клеенка, которую волокут по проселку. Теперь снятся люди в форме, вырывающие Фрейю из моих рук, а я даже крикнуть не могу – рот открыт, это да, но губы и язык не слушаются, словно замороженные.

Как и прежде, я в условленные дни пью кофе в компании женщин, с которыми вместе рожала. Как и прежде, хожу в библиотеку. Но Фрейя чувствует мою напряженность, мой страх. Просыпается по ночам, хнычет. Сонная, на ощупь пробираюсь к кроватке, беру Фрейю, пока она не разбудила Оуэна. Днем Фрейя капризничает, все не по ней, она без конца просится на руки, так что к вечеру я не чувствую спины.

– Наверное, у нее зубки режутся, – предполагает Оуэн.

Я знаю: дело не в зубках, по крайней мере, не только в них. Дело во мне. От постоянного страха адреналин повышен, Фрейя всасывает его с молоком, улавливает при каждом моем прикосновении. Я на грани, я не могу расслабить мышцы шеи. Я каждый миг готова к удару, к грому среди ясного неба, к буре, которая разрушит и без того хрупкое равновесие моей жизни. И тем не менее я оказываюсь совершенно не готова к удару – а все потому, что получаю его с неожиданной стороны.

Дверь открывает Оуэн. Суббота, я еще в постели, Фрейя рядом – лежит на пуховом одеяле, по-лягушачьи раскинув ножки, открыв влажный алый ротик. Лиловатые веки сомкнуты, но глазные яблоки под ними движутся – Фрейя видит сны.

Проснувшись, обнаруживаю на прикроватном столике чашку чая – и кое-что еще. На столике стоит ваза. В вазе – розы. Сон как рукой снимает, но я не встаю. Лежа пытаюсь сообразить, какую дату пропустила. Годовщину встречи с Оуэном? Нет – это будет в январе. День рождения у меня в июле. Черт. Откуда, по какому случаю букет? Наконец я сдаюсь. Придется признаться в забывчивости. Придется задать вопрос.

– Оуэн? – тихо зову я, и вот он, тут как тут, берет просыпающуюся Фрейю, устраивает у себя на плече, гладит по спинке. Фрейя зевает – деликатно, словно кошечка.

– Доброе утро, соня. Я чай тебе принес. Видела?

– Да. Спасибо. А цветы по какому поводу? Мы что-то отмечаем?

– Об этом я тебя хотел спросить.

– В смысле, это не ты их купил?

Делаю глоток чая, морщусь. Чай чуть теплый. Зато это жидкость, так мне сейчас необходимая.

– Нет, конечно. В карточку загляни.

Белый неподписанный конверт с карточкой пристроен среди стеблей. Какой-то неизвестный мне цветочный бутик. Вместе с карточкой из конверта выпадает записка. Почерк я не могу узнать. «Айса, прими, пожалуйста, эти розы в знак моего раскаяния. Всегда твой Люк».

Боже.

– Ну и кто такой Люк?

Оуэн, глядя на меня поверх чашки, делает глоток чая и добавляет:

– Мне пора напрячься, да?

Он пытается говорить шутливо, но не выходит. Вообще-то Оуэн не ревнив, но взгляд у него характерный. В глазах подозрение, вполне объяснимое, вполне оправданное. Если бы Оуэн получил букет алых роз от посторонней женщины, я бы тоже, наверное, напряглась.

– Ты что, записку читал?

Слова еще не отзвучали, а я понимаю: не это, не это надо было сказать.