Рут Уэйр - Игра в ложь

Повисает неловкое молчание. Кейт вдруг не выдерживает – направляется прямо к школе. Мы идем за ней.

– Погодите! – Джесс пытается не отстать. Мы заворачиваем за угол, движемся к главному входу. – Расскажите, как вы, что вы? Про Кейт я знаю. Неудивительно, что она стала художницей. А ты, Айса? Погоди, дай угадаю… Преподаешь?

– Нет. – Выдавливаю улыбку. – Я адвокат по гражданским делам. Но я действительно вела в одном министерстве основы юриспруденции. А ты чем занимаешься?

– Мне повезло. Алекс, мой муж, здорово раскрутился во время бума доткомов – и успел соскочить, не дожидаясь, пока пузырь [7]лопнет. Теперь мы с ним – вполне обеспеченные родители Алексы и Джо.

От такой откровенности брови Теи практически исчезают под челкой.

– А у тебя есть дети? – спрашивает Джесс.

Молчу – вроде она не ко мне обращается. Потом спохватываюсь, поспешно киваю:

– Да. У меня дочка, Фрейя. Скоро ей будет полгода.

– Дома с няней осталась?

– Нет. – Выдавливаю очередную улыбку. – Постоянной няни у нас нет. Фрейя сейчас у Кейт дома, я наняла девушку из деревни, чтобы посидела с ней.

– А ты как, Фатима? – продолжает Джесс. – Честно говоря, не знала, что ты у нас теперь… – Джесс кивает на хиджаб, – это… мусульманка.

Последнее слово Джесс произносит почти шепотом, будто непристойность. Фатима улыбается еще более натянуто, чем я.

– Мусульманкой я была всегда, – ледяным тоном произносит Фатима. – Просто в школе не использовала внешние атрибуты веры.

– А зачем… в смысле, почему… почему сейчас используешь?

Фатима пожимает плечами:

– Повзрослела. Сама стала матерью. Наверное, в этом причина.

Ясно, что Фатиме совсем не хочется обсуждать свою веру – тем более с Джесс.

– Значит, ты замужем? – не отстает Джесс.

– Да. Мой муж – врач, как и я. Семья будто с картинки: супруги – врачи, двое славных малышей – мальчик и девочка. Сейчас они дома с Али. А ты своих куда дела?

– Тоже дома оставила. Алексе скоро исполнится пять – подумать только, как время летит! Джо два годика. Мы с Алексом взяли помощницу по программе au pair [8]; она моими детьми сейчас и занимается. А сами слиняли. Хотим вместе побыть. Это в семейной жизни необходимо, верно?

Мы с Фатимой переглядываемся. Не знаю, что отвечать. У нас с Оуэном времени побыть наедине не было с тех пор, как родилась Фрейя. Слава богу, на аллее появляется высокая блондинка, фальшиво прижимает руку к сердцу и произносит:

– Джесс Гамильтон? Немыслимо! Нет, нет, Джесс гораздо старше!

– Тебе тоже твоих лет не дашь. – Джесс кивает, указывает на нас. – Надеюсь, ты помнишь…

Повисает молчание. Блондинка всматривается в наши лица и вспоминает наши имена. Вежливая улыбка исчезает. Блондинка помнит. Помнит слишком хорошо.

– Разумеется, – произносит она.

Тон – ледяной; у меня падает сердце. Блондинка подается к Джесс, берет ее под руку и разворачивает спиной к нам.

– Джесс, дорогая, пойдем, я тебя с мужем познакомлю, – говорит она заговорщицким тоном.

И уводит Джесс чуть ли не насильно. Мы снова вчетвером. Одни. Единый фронт.

Длится это недолго. Распахиваются двойные двери, выплескивается волна света – и толпа устремляется внутрь.

Кто-то берет меня за руку. Кейт. Пальцы словно ищут опоры, пожатие болезненно крепкое.

– Ты в порядке? – шепчу я.

Кейт кивает. Кого она хочет убедить – меня или себя, – непонятно.

– Доспехи надевать будешь? – Тея указывает на мой пакет с туфлями.

И правда, я до сих пор в сандалиях, запачканных глиной. Сбрасываю их, надеваю лодочки, держась за плечо Кейт. Фатима делает то же самое, повиснув на Тее. Платье Кейт трепещет на ветру, словно флаг – или, скорее, вымпел, сигнализирующий о бедствии. Метафора непрошено появляется в мыслях, и я гоню ее прочь.

Переглядываемся. Каждая из нас убеждается, что остальных терзают те же чувства – тревога, нервное возбуждение, страх.

– Готовы? – спрашивает Кейт.

Следуют четыре синхронных кивка. Мы ступаем на школьную лестницу, с которой семнадцать лет назад были сброшены столь болезненным пинком.

Господи, мы здесь и часа не провели, а я больше не могу.

Сижу на унитазе, уронив лицо в ладони, и пытаюсь собраться с силами. Я перебрала – из-за нервов; не помню, сколько бокалов осушила. Бывают такие сны: ты опять в школе, но все немного иное; словно черно-белый фильм раскрасили. Вот и мне кажется, что я сплю.

По законам ночного кошмара, нас четырех встретило целое сборище. Лица – от совершенно незнакомых до полузабытых, измененных временем; черты одних заострились, лишившись девичьей пухлости; другие, наоборот, оплыли, округлились либо обрюзгли, стали латексными масками самих себя. И голоса – слишком много голосов, вразнобой приветствующих, вразнобой изумляющихся. Пугающих.