Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

От него пахнет мятой, когда он целует меня.

Я смотрю в зеркало. На моей коже еще нет морщин, но скулы – в точности как у моей матери.

Маргарет показалось, что вчера она видела маму в парке. Она этого не знает, но, вероятно, так и было. Однажды кто-нибудь узнает ее и обратится в полицию – это только вопрос времени.

Я могу прекратить все это, прямо сейчас. Просто сказав правду.

Так почему же я молчу? Я больше суток уже знаю, что мои родители живы, что мой отец сымитировал свою смерть, чтобы избежать выплаты долгов, а моя мать инсценировала самоубийство, чтобы скрыться от отца. Она предала меня. Солгала мне. Так почему я не звоню в полицию?

Отражение глядит на меня из зеркала, и ответ написан в его глазах.

Потому что она моя мать. И она в опасности.

– Ребенок? Но мы же предохранялись!

– Противозачаточные эффективны только на девяносто восемь процентов.

Я тебе не верю. Так и говорю.

– Посмотри.

Тонкая полоска теста на беременность неумолима. Как и я.

Я не хочу ребенка.

Есть другие варианты, конечно, но меня заставили почувствовать себя чудовищем просто за то, что эта тема всплыла в разговоре.

– Как ты можешь?

– Это всего лишь набор клеток.

– Это ребенок. Наш ребенок.

Наши родители в восторге. Они встретились за ужином, и, хотя вначале всем было неловко, они отлично поладили. Настало время нам остепениться – и мои, и твои родители беспокоились из-за наших «диковатых повадок», им не нравился наш лондонский стиль жизни. Как здорово, что мы нашли друг друга, какое чудо этот ребенок!

Все вышло у меня из-под контроля. Поспешная свадьба. Новый дом («Настоящий семейный дом, не то что твоя ужасная квартира!»), новая работа («Тут нет такой беспощадной конкуренции, как в Лондоне»), переезд к этому проклятому морю («А воздух тут какой изумительный!»).

И ловушка захлопнулась. Мне из нее не выбраться.

Но, когда родилась Анна, ее невозможно было не любить. Умненькая, красивая, любопытная. И в то же время невозможно было ее не ненавидеть. Снаружи – целый мир, новая жизнь, она ждет меня, но, вместо того чтобы бежать к этой жизни с распахнутыми объятиями, я сижу здесь с ребенком.

Я представляю себе, как убегаю. Говорю, что лучше оказаться и вовсе без родителей, чем с родителями, которым ты не нужен. Но я не ухожу. Я поступаю так, как и всегда, когда жизнь становится нелегкой.

Я пью.

Мюррей

День после Рождества всегда приносил разочарование. Когда Мюррей служил патрульным, в этот день так и сыпались вызовы в связи с домашним насилием: похмелье снималось еще большим количеством выпивки, а все семейные неурядицы обострялись через сутки, проведенные вместе на праздник.

Для таких людей, как Сара, чувствовавших все куда острее, послерождественский спад был куда хуже. Она спустилась к столу только к полудню, и то лишь взяла приготовленный Мюреем чай и вернулась в постель. Маккензи убрал на кухне, приготовил себе обед и задумался, что же ему делать дальше. Он не хотел оставлять Сару одну в таком состоянии, но уже стал ощущать себя в этом доме как в плену.

Мюррей достал материалы дела Джонсонов и разложил на столе. Том Джонсон гуглил несколько вопросов, связанных с самоубийством, Бичи-Хед и временем прилива. Все эти запросы значились в истории с полночи семнадцатого мая до девяти утра следующего дня. Это вполне объяснимо для человека, планирующего самоубийство, – видимо, именно так и подумали следователи, – но эти запросы были слишком тщательными, учитывая картину, сложившуюся в голове Мюррея. Слишком удобными. О них скорее позаботился тот, кто убил Джонсонов и инсценировал их самоубийства.

Так у кого же был доступ к телефону Тома? На этот вопрос невозможно было ответить, не зная, где был Том утром перед смертью. Департамент пытался отследить его перемещения, но, когда дорожная камера наблюдения зафиксировала его «ауди» рядом с Бичи-Хед, поиски прекратились. В них больше не было необходимости.

Где Том провел ночь? С кем он был тем утром? Маккензи исписал три листа блокнота пометками о возможных запросах, досадуя на то, что в выходные он ни к кому не мог обратиться.

Уже наступил вечер, когда Мюррей дотронулся до одеяла, под которым спряталась Сара, и предложил ей сходить в душ и одеться – мол, станет легче. В спальне было душно, чашка чаю, налитая им еще с утра, остыла, блестящая пленка образовалась на поверхности напитка – Сара его даже не пригубила.