Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

– А вот и мамочка пришла! – с напускным весельем воскликнула Джоан. – Хорошо поспала, дорогая?

Я не спала. Как бы я могла уснуть? Но я воспользовалась предложением прилечь – это позволило мне уберечься от надоедливого участия Марка и растущего раздражения Джоан, недовольной тем, что я не веду себя как душа компании. Я лежала на кровати, смотрела в потолок, и мысли вихрем неслись в моей голове.

Они до сих пор кружат во мне. Где сейчас мама? Проводит ли она Рождество в приюте? Все ли с ней в порядке? Почему меня это вообще заботит? Меня страшит мысль о том, что случилось бы, если бы Элла оказалась в детской в тот момент, когда тот кирпич влетел в окно. Моя мать навлекла беду на наш дом – с тем же успехом она могла сама швырнуть тот кирпич.

Как я могу простить ей такое?

И почему, зная, что натворил мой отец, часть меня все еще хочет увидеть его?

За последний день я все время прокручивала в голове детские воспоминания, пытаясь уложить их в новую картину, учитывая тот факт, что мой отец – вовсе не тот человек, каким я его видела. Моя жизнь рушится до основания, ведь она была построена на лжи.

Сымитировать собственную смерть непросто. Мама, похоже, была в отчаянии.

Я нужна ей.

Я не могу простить ее.

Она нужна мне.

И так по кругу, снова и снова.

В гостиной Роберта полно наших соседей. Есть тут и дети, впрочем, большинство жителей окрестных домов старше нас, их дети выросли и живут теперь со своими семьями. Я знаю всех в комнате, кроме пары у камина: должно быть, это новые жильцы Платановой усадьбы, я видела грузовик с мебелью перед тем домом на прошлой неделе.

Марк оживленно обсуждает альтернативные методы психотерапии с Энн и Эндрю, парой, живущей через два дома от нас. Джоан выбрала уютное место на диване и удобно устроилась там. Я медленно перехожу из комнаты в комнату. На кухне, в коридоре и в гостиной люди стоят группками, и я перехожу от одной компании к другой с тарелкой еды в левой руке и бокалом вина в правой, будто направляюсь к своему месту. Никто меня не останавливает. Я не хочу стоять в углу и наводить людей на мысли о том, что им нужно подойти и уточнить, все ли у меня в порядке. Я не хочу говорить.

Сегодня каждый здесь принес мне свои соболезнования, хотя они уже сделали это на поминальной службе моих родителей. Меня бросает в жар, когда я вспоминаю все пролитые на похоронах слезы, все те речи, доброту едва знакомых мне людей, уделивших время на написание открытки, приготовление угощения, отправку цветов.

Что бы они сказали, если бы знали правду?

Каждое доброжелательное, искреннее слово соболезнования наполняет меня виной, и я хожу из комнаты в комнату, избегаю зрительного контакта, не останавливаюсь. Я протискиваюсь мимо Роберта, напустившегося на двух пожилых сестер из углового дома. По документам их дом уже не имеет отношения к нашей улице, но сестры готовят изумительные сосиски в тесте, и за это их приглашают на все соседские вечеринки.

– …составлен с учетом всех требований. Я с удовольствием покажу вам планы строительства.

Он последовательно добивается всеобщей поддержки перепланировки своего участка. Марка он еще не убедил, но я нисколько не сомневаюсь в том, что Роберт и в разговоре с ним преуспеет.

– Конечно же, я готов компенсировать вам любые неудобства, – сказал Роберт, когда пришел показать нам планы, предполагающие временный снос забора между нашими участками и удаление отстойника со всеми очистными сооружениями, которые давно не используются. – Я гарантирую вам, что все растения, которые пострадают во время ремонта, будут пересажены, а по окончании перепланировки я оплачу новую лужайку у вас в саду.

– Меня несколько смущает освещение, – заметил только Марк.

Он бы поладил с мамой. Присоединился бы к ее крестовому походу против изменения ширины внутреннего сада, прислушался бы к ее аргументам о влиянии садов на окружающую среду и целостности восприятия исторических зданий в контексте ландшафтной архитектуры.

На мгновение я представляю их двоих за кухонным столом, продумывающих текст опротестования заявки Роберта, и едва сдерживаю слезы. Марку понравилась бы мама – я в этом уверена. И он понравился бы ей. Ей бы понравился любой, кто заботится обо мне так, как Марк.

Мне вдруг вспоминается Мюррей Маккензи с визиткой Марка – и маминым почерком на обороте. Я отгоняю от себя эти мысли.

Они никогда не встречались. Марк так говорит, и у него нет причин лгать. Я ему доверяю.