– Все не настолько плохо.
Я думаю о пятизвездочных отелях, где так нравилось останавливаться моим родителям, и представляю, как мама, стоя на коленях, отмывает туалет, чтобы ей позволили переночевать в приюте для опустившихся женщин.
– Она такая красивая… – Мама смотрит на Эллу.
Я обнимаю дочь, словно чтобы защитить ее, укрыть от взгляда ее бабушки – и от ее лжи, – но Элла выгибается, отбивается от моих объятий, ей хочется посмотреть на незнакомку на кухне, эту худую непричесанную женщину, не сводящую с нее растроганного взгляда. Мне не хочется думать об этом взгляде.
Я не буду о нем думать.
И все же боль отдается в моей груди тяжестью, никак не связанной с поступком моих родителей, – она вызвана мучениями, отражающимися на лице моей матери. И любовью. Любовь аркой взметается между нами, она столь осязаема, что я уверена: Элла тоже ее чувствует. Она протягивает пухлую ручку к бабушке.
Целый год, напоминаю я себе.
Мошенничество. Заговор. Ложь.
– Можно мне подержать ее?
От такой наглости у меня перехватывает дыхание.
– Пожалуйста, Анна. Ненадолго. Она ведь моя внучка.
Я могла бы сказать столь многое. Что мать лишилась каких-либо прав на эту семью той ночью, когда она подстроила собственную смерть. Что год во лжи означает, что она не заслуживает прикосновения мягкой ручки Эллы и аромата талька на ее вымытой головке. Что моя мать сама выбрала смерть и для моей дочери она и должна оставаться мертвой.
Но я подхожу к матери и вручаю ей малышку.
Потому что сейчас или никогда.
Как только полиция узнает, что она натворила, ее заберут. Будет суд. Тюрьма. Цирк в СМИ. Она заставила полицию разыскивать папу, хотя все это время знала, что с ним все в порядке. Она получила его страховку. «Кража, мошенничество, трата полицейских ресурсов…» У меня голова идет кругом от всех преступлений, которые они совершили, – и мне страшно оттого, что теперь я сделалась их сообщницей.
Мои родители сами виноваты.
Но я не хочу в этом участвовать. И не хочу, чтобы Элла оказалась замешана.
Моя дочь не должна пострадать из-за действий других людей. И меньшее, что я могу подарить ей, это прикосновение ее бабушки, с которой ей не суждено расти.
Мама берет ее на руки осторожно, будто малышка сделана из хрупкого стекла. Привычным жестом укладывает Эллу на сгиб руки и внимательно всматривается в ее личико.
Я стою рядом, пальцы у меня дрожат. Где мой отец? Почему мама вернулась именно сейчас? И зачем ей вообще было возвращаться? Сотни вопросов роятся в моей голове, и я не выдерживаю. Я выхватываю Эллу из объятий мамы так резко, что малышка испуганно вскрикивает. Прижимая девочку к груди, я успокаиваю ее, но она пытается повернуться к бабушке. Та тихо вздыхает – без грусти, с удовлетворением. Словно встреча с внучкой – вот и все, что имело для нее значение.
На мгновение наши взгляды встречаются. Хоть в чем-то мы согласны.
– Ты должна уйти. Немедленно. – Эти слова прозвучали более резко, чем я намеревалась, но я больше не могу позволять себе действовать вежливо. Вид моей малышки на руках у мамы смягчил мое сердце, и я чувствую, что могу не выдержать.
Она солгала мне.
Я должна поступить правильно. Должна рассказать Марку, полиции.
Но она моя мать…
– Десять минут. Я хочу кое-что рассказать тебе, и если ты не передумаешь…
– Ты не можешь сказать мне ничего такого, что…
– Пожалуйста. Всего десять минут.
Молчание. Я слышу, как напольные часы тикают в коридоре, как в саду ухает сова.
– Пять. – Я сажусь за стол.
Взглянув на меня, мама кивает. Делает глубокий вдох – и выдох.
– Мы с твоим отцом много лет прожили в несчастливом браке.
Слова укладываются в мою картину мира, словно я ждала их.
– И вы не могли развестись, как нормальные люди?
У многих моих друзей родители в разводе. Два дома, отмечание всех праздников дважды, два набора подарков… Никто не хочет, чтобы его родители разводились, но даже дети понимают, что это не конец света. Я бы справилась.
– Все не так просто.
Помню, однажды я спряталась в своей комнате и на полную громкость включила плеер, отгораживаясь от скандала, разразившегося на первом этаже. Тогда я думала – неужели это конец, неужели они разведутся? А затем, на следующее утро, спустившись к завтраку, обнаружила, что все в порядке. Папа пил кофе, мама что-то напевала, готовя тосты. Они притворились, что ничего не случилось. Как и я.
– Пожалуйста, Анна, дай мне объяснить.
Читать дальше