– Оставьте меня в покое.
Это ошибка. Шуршат ручки, царапая блокноты, кто-то еще выставил вперед смартфон. Толпа журналистов подается вперед, приняв мои слова за приглашение.
– Это шанс изложить ваше видение ситуации.
– Анна! Посмотрите сюда!
– Какими были ваши отношения с матерью в детстве, Анна? Она била вас?
Они говорят все громче, принимаются перекрикивать друг друга. Хотят, чтобы их услышали. Нажиться на сенсации.
Дверь Роберта распахивается, и он спускается на ступеньки в кожаных тапочках. Мельком кивает нам, но не сводит глаз с толпы.
– А не пошли бы вы? – выкрикивает сосед.
– Может, это ты пошел бы?
– Это вообще кто такой?
– Никто.
Отвлекающий маневр сработал. Я благодарно смотрю на Роберта, снова чувствую руку Марка на спине, он подталкивает меня вперед. Колеса коляски шуршат на гравии, Марк запирает ворота. Вспышки: две, три, четыре…
Новые снимки.
Новые фотографии Анны Джонсон, бледной, испуганной. Новые фотографии Эллы в коляске – лица не видно, коляска задрапирована одеяльцем. Новые фотографии Марка, мрачно ведущего нас по подъездной дорожке обратно в дом после того, как какая-то причина заставила нас покинуть безопасные стены.
Только местная газета продолжает публиковать о нашей истории передовицы (в общенациональных газетах эта новость сместилась на пятую страницу), иллюстрируя их нашими фотографиями, сделанными из-за забора, словно нас посадили за решетку.
Войдя в дом, Марк варит кофе.
Полиция советовала нам пожить в каком-нибудь другом месте.
«Всего пару дней», – предложил детектив Кеннеди.
К этому моменту я как раз закончила давать показания, проведя почти восемь часов в комнате без окон со следовательницей, у которой был такой вид, будто она предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь. В этом желании она была не одинока.
После мы вернулись домой и обнаружили, что место убийства моего отца огорожено и криминалисты просматривают каждый дюйм пола.
«Это мой дом, – ответила я Кеннеди. – Никуда я не перееду».
В щелях между кафелем криминалисты нашли следы папиной крови, несмотря на то что мама и Лора заливали пол отбеливателем. Все эти месяцы я ходила по крови. Мне кажется, я должна была заметить. Понять.
Прошло три дня, прежде чем нам разрешили пользоваться кухней, и еще сутки, прежде чем криминалисты завершили работу в саду.
Марк завесил шторами окна и застекленную дверь кухни, чтобы я не смотрела на груды земли на нашей лужайке, и закрыл ставни по всему дому, чтобы журналисты не смогли сфотографировать нас с улицы, используя фотоувеличение.
– Сегодня их меньше, – говорит Марк. – К концу недели их запал иссякнет.
– Но они вернутся, когда начнется суд.
– Давай решать проблемы по мере их поступления. – Он вручает мне кофе, и мы садимся за стол, глядя, как над чашками вьется пар.
Я переставила мебель на кухне: сдвинула стол и пару кресел. Небольшие перемены, которые, как я надеюсь, со временем помогут мне позабыть о случившемся, не представлять себе, что тут произошло. Марк просматривает почту, не открывая большинство конвертов и откладывая их в кучку на выбрасывание вместе с записками от репортеров: журналисты бросают эти записки нам на подъездную дорожку, и они валяются там, пока Марк их не заберет.
«Гарантируем денежное вознаграждение за эксклюзивное право на публикацию вашей версии случившегося».
Ко мне поступали предложения от издателей и литературных агентов. Со мной пытались связаться кинокомпании и продюсеры реалити-шоу. Я получала открытки с выражением соболезнования, листовки от похоронных контор с рекламой ритуальных услуг, письма от жителей Истборна, шокированных тем, что Кэролайн Джонсон – активистка, организатор сборов средств на благотворительность, участница множества комитетов – убила своего мужа.
Все это отправлялось в мусорное ведро.
– Скоро этот поток писем прекратится.
– Я знаю.
Папарацци налетят на другую жертву, найдя новую громкую историю, и однажды я даже смогу спокойно пройти по улицам Истборна, не слыша, как люди шепчутся за моей спиной: «Это она, дочь Джонсонов» .
Когда-нибудь этот день настанет.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать, – кашлянув, говорит Марк.
Я вижу выражение его лица, и внутри у меня все переворачивается, я словно падаю в сорвавшемся лифте, где ни одна из кнопок не работает. Больше откровений и неожиданностей я уже не выдержу. Я хочу прожить остаток жизни, в точности зная, что происходит. Всегда.
Читать дальше