Агата Горай - Память без срока давности

Я прежде не рисковала приближаться к Зоиной собаке, не хотела, чтобы она думала, будто я ей завидую, хотя так оно и было. Но в это морозное утро мне так хотелось почувствовать неподдельное тепло и увидеть в глазах животного благодарность уже за то, что я просто ласкаю его. Собака согласна любить тебя только за то, что ты есть, что уделяешь ей внимание, чешешь за ухом, шепчешь непонятные ей нежности, а в это утро мне отчаянно хотелось почувствовать на себе хотя бы капельку этой неподдельной любви и восторга, а шершавый язык на обледеневших щеках будет самым лучшим новогодним подарком.

С раннего детства мне хотелось иметь домашнее животное – собаку или кошку, которая будет принадлежать только мне. Которую можно прижимать к себе в постели холодной зимой и с которой можно носиться во дворе в любое из времен года. Кошка не станет кричать, глядя налитыми ненавистью глазами: «Я тебя ненавижу и дружить с тобой не хочу!» А собака если и уничтожит твои игрушки, то точно не со зла. Животные неспособны на подлость, ложь, месть, издевательство, но вполне могут сделать ребенка самым счастливым. Я отчаянно завидовала Зое, тайно наблюдая за ее играми с Булем, но…

В отличие от сестрицы Клавдии у меня проблем со здоровьем было в разы меньше, но гипермнезия и аллергия присутствовали в моей жизни всегда.

– Лиза, милая, мы не можем завести собаку.

Как в мультфильме «Малыш и Карлсон», я на очередной день рождения клянчила себе друга и шестой год кряду, вытирая горькие слезы с лица, выслушивала мамины аргументы.

– Уже того, что вторым домом для твоей сестры стали больницы, мне хватает с головой. Я не хочу пичкать тебя лекарствами ради сиюминутной радости. Тебе щенок надоест через пару месяцев, а чихать и задыхаться ты не прекратишь до тех пор, пока он будет у нас жить. Прости, но нет.

Если бы я снова подружилась с Зоей, я бы имела возможность играть с ее Булем, но даже для подобной выгоды я не могла вычеркнуть из своего мозга второе июня девяносто четвертого. Да и этот пес все равно был бы ЕЕ другом больше, чем моим. А мне хотелось своего собственного.

К тринадцати годам страсть обладать каким-либо животным немного улеглась. Я взрослела и старалась принимать реальность такой, какой она была. Но изредка я все же не отказывала себе в удовольствии погладить соседскую кошку или в школьном «живом уголке» поиграть с хомяком. Вот и в этот день, приметив соседского пса, не сдержалась.

То, что происходит дальше – хуже всех приснившихся за тринадцать лет кошмаров, ужасных воспоминаний и предсказанного на минувшую ночь конца света. Первое января две тысячи первого навсегда становится концом МОЕГО света.

– Бу… А-а-а-а!!!!!

Чтобы уложить меня на лопатки, бойцовской собаке понадобилось не больше секунды. И вот я валяюсь в снегу и визжу, как все, вместе взятые, десятки заколотых поросят бабы Нины. Я чувствую, как острые клыки впиваются мне в лицо, в шею и без наркоза вырывают куски плоти. Мой нос резко заполняет зловоние собачьей пасти. Я крепко зажмуриваю глаза и изо всех сил пытаюсь оттащить от собственного лица взбесившееся животное. Все происходит на уровне инстинктов и рефлексов. Чувствую, как веки утопают в горячей жидкости – мои глазницы затоплены кровью. Животное злобно рычит, я из последних сил пытаюсь громко кричать.

– Господи! Лиза! – из темноты, в которую я погружаюсь, доносится перепуганный до предела голос отца.

– Боже мой! Боже мой! Боже мой!.. – пробивается в затухающее сознание вопль мамы.

Совсем рядом громкий хлопок.

Оглушительный собачий взвизг.

Холод.

Тишина.

Темнота.

Говорить о том, что первые полгода две тысячи первого превратились для меня в ад на земле, – все равно что констатировать факт существования солнца или звезд, настолько это естественно. Свершился самый большой мамин кошмар: в этот раз она поселилась в больнице уже со старшенькой. Не обошлось и без хороших новостей – отец отказался от спиртного. Он навещал меня в больницах тридцать раз за полгода и всегда был почти идеальным: заботливым, внимательным, не воняющим потом и перегаром. Но трезвый отец меня волновал меньше всего, а мамина забота скорее раздражала. Родители не могли, даже если бы очень захотели, склеить мой взорвавшийся мир.

Людей, пострадавших от нападения собак, в нашем городе хватало. Многие не смогли пройти мимо трагедии местной знаменитости-достопримечательности, пусть и в прошлом, и с азартом принялись устраивать пикеты и митинги перед городской администрацией с требованиями убрать с улиц беспризорных псов, а на домашних надеть намордники. Подобная шумиха вокруг моей персоны в этот раз длилась, слава богу, не долго – отцу до этого не было дела, он свой отцовский долг выполнил, разобравшись с Булем, а маме тем более было некогда скандировать, плюясь слюной, всякую чушь. Я… По принципу «не судьба», красной нитью проходящему сквозь всю мою долбаную жизнь, я оказалась наиболее пострадавшей жертвой в нашем городе с самыми серьезными увечьями, когда-либо наносившимися собаками, и никакие плакаты и возгласы не могли повернуть время вспять.