Татьяна Коган - Кондитер

Он невольно вспоминает один из своих любимых домов, где прожил дольше обычного: добротный, кирпичный, в стороне от любопытных глаз. Сан Саныч обустроил там все на свой вкус: уютно, но ничего лишнего. А какой там был цокольный этаж! Лестница вниз, как дорога в преисподнюю, утепленные звукоизолированные стены, бордовый палас, шведская стенка, тахта. Его персональное логово, где он отдыхал и напитывался энергией. Все это пришлось сжечь.

Никогда Тубис не испытывал нужды в постоянном жилище, в котором мог бы пустить корни, назвать домом. Все временно в этом мире, и цепляясь за иллюзию постоянства ты лишь обрекаешь себя на страдания. Сан Саныч и не цеплялся: некоторые игры диктуют особые правила. Но сегодня – впервые в жизни – он пожалел, что не может позволить себе неизменное убежище, куда возвращался бы вновь и вновь, уверенный в безопасности и надежности его стен.

– Совсем я расклеился, Анька, – Сан Саныч поворачивается к овчарке и та тут же подбегает, виляя хвостом, тыкается мордой в хозяйскую ладонь. – Хорошо, хоть ты со мной. Иначе совсем край.

Анька согласно гавкает, заглядывая ему в глаза, а Тубис ловит себя на том, что безумно, ошалело скучает по такому же преданному взгляду от человеческого существа. А ведь когда-то он был счастлив. Если бы у него сохранились физические свидетельства его прежних отношений, он бы разложил сувениры на столе и любовно перебирал бы их, успокаиваясь, усмиряя горевший в груди огонь. Но у него ничего не осталось, кроме воспоминаний. Совсем ничего.

– Как думаешь, Анька? – он задумчиво гладит собаку между ушей. – Не затянулось ли наше отшельничество? Срок прошел приличный, суета улеглась. Не пора ли возвращаться к жизни?

Анька навостряет уши, пытаясь разобраться в интонациях хозяйского голоса, и Тубис невольно смеется. Ох уж эти женщины! Все одинаково ревнивы. Аньку вполне устраивает их тандем, третья лишняя ей не нужна. Овчарка не ладила ни с одной из его возлюбленных, такой уж у нее нрав, – единоличница.

– Чего напряглась? – успокаивает ее Тубис. – Все будет хорошо, дурочка. Невест у меня было много, а собака – одна-единственная. Понимаешь?

Несколько мгновений овчарка напряженно молчит, а потом разражается радостным лаем.

– Ладно, иди, – он делает жест рукой. – Занимайся своими делами.

И она послушно уходит в кухню, сворачивается на подушке у батареи, но на всякий случай продолжает полуприкрытым глазом следить за хозяином.

На экране ноутбука мигает сигнал: один из его виртуальных партнеров по игре в шахматы предлагает партию. Сан Саныч отклоняет запрос. Сейчас у него в голове совсем другие фигуры. Его пальцы застывают над сенсорной панелью, а затем решительно нажимают на него.

Он входит в даркнет, на площадку, ставшую его отдушиной, и замечает новое сообщение в анонимном крипто-мессенджере.

Тубис кликает на письмо и несколько секунд пялится в монитор, не понимая, что происходит. Он судорожно встает, выглядывает в окно, – на улице никого – задергивает шторы и снова опускается в кресло перед компьютером и тщательно всматривается в картинку.

Это страница из комикса. Черно-белые рисунки. На первом изображены три девушки, стоящие возле стен университета. Одна особенно красива – в короткой юбке и с длинной косой. Затягивается тонкой сигареткой и смеется над шутками подруг. Второй рисунок изображает мужчину. Он показан со спины, сложно сказать, сколько ему лет. Он останавливается возле девчонок и обращается к красавице с косой:

– Вы очень привлекательны. Я хотел бы с вами познакомиться.

Дальнейшее разворачивается стремительно: девчонки посылают мужика, но он бросает еще несколько адресованных красавице фраз. Когда он уходит, в посадке его головы, в том, как напряжены его плечи, чудится тревожное обещание. Шумная многолюдная улица выступает тусклым фоном для его тяжеловесной фигуры.

Обычная сценка из повседневной жизни.

Сан Саныч сглатывает застрявший в горле комок. Сердце ухает в груди.

Он переводит взгляд на имя отправителя: С-4.

Переходит по ссылке на его профиль, но там пусто, никаких данных.

Тубис снова глядит на изображение. Рисунки выполнены с профессиональной точностью, все линии четкие, быстрые. Чувствуется, что художник рисовал легко, на скорую руку, торопясь вылить на бумагу неожиданный прилив вдохновения.

Первый позыв – написать неизвестному художнику, задать вопрос. Но Сан Саныч останавливает себя: если бы тот захотел представиться или объясниться, то сделал бы к рисунку личную приписку. Лучше выбросить из головы это странное послание.