Нова Рен Сума - Воображаемые девушки

– Понимаю, Пит.

Он чуть склонил голову, приложил ладонь к глазам, прищурился. Люди всегда так делали, когда хотели увидеть во мне частичку нее. Парни так делали. Парни все время так делали.

– Я понимаю, что мой брат находит в тебе. Нашел в тебе то есть. Ему же хуже.

Я покраснела, когда он повторил глагол в прошедшем времени.

– Тебе лучше не рассказывать об этом своей сестре, – сказал Пит.

– Я и не собиралась.

– Просто… Просто будь осторожна с тем, что говоришь ей.

И в этот самый момент нас напугал громкий стук по капоту машины. Я посмотрела через мокрое от дождя лобовое окно, ожидая увидеть нашего городского сумасшедшего, Дова-Повсюду, который забрасывал машины палками, если считал, что они припарковались не в том месте. Но глаза, вглядывающиеся в меня через стекло, не были глазами Дова. Это были бледные, отчужденные глаза женщины. Она стучала по капоту рукой.

Я повернулась к Питу:

– Как думаешь, что ей нужно?

– Ты, очевидно. Она не моя мать.

Мне хотелось отречься от Воробья, сказать, что Руби была для меня большей матерью, чем она, и что, вообще, это слово бессмысленно, что оно не должно иметь юридической силы и что какая-то биология еще ничего не означала… но еще мне было немного жаль ее, мне не хотелось, чтобы она вот так, под дождем, стояла у машины. Я только сейчас заметила, что Пит остановил машину как раз напротив «Виллидж-Таверн». Мы были практически у нее на пороге.

– Э-э-э, мне кажется, она хочет поговорить с тобой, – сказал Пит, потому что она упорно не желала уходить. – Сходи. Я присмотрю за тобой и заодно выпью пивка.

И вскоре я уже сидела напротив женщины, которую мы с Руби неохотно называли своей матерью.

Ее близость вернула меня в воспоминания о детстве.

Как я стояла над ее кроватью без простыней, а она спала уже тринадцать часов подряд. Как пыталась расшевелить ее, отключившуюся в кресле, ранним утром перед школой. Как мы с Руби бросали в нее изюм из пакетика со смесью сухофруктов и орехов, потому что не ели его, даже если он был в шоколадной глазури. Как мы наблюдали, как она вырубается прямо за рулем двигающейся машины.

В большинстве моих воспоминаний мать была в бессознательном состоянии.

Она выглядела совсем изнеможенной. Одни ее волосы, наверное, весили больше, чем она сама. Тяжело вздохнув, мать сказала:

– Она знает, что ты здесь?

Я покачала головой.

– Нет, но она может написать мне в любую минуту, и тогда мне придется уйти.

– Я просто хотела повидать тебя. Без нее .

– Зачем?

– Ты моя дочь, – ответила она, но как будто на автомате, и я не поверила ей.

Я оглядывалась по сторонам, стараясь не смотреть на нее. Внутри бара было темно, как мне и представлялось. Это было тускло освещенное помещение с низкими потолками, уставленное покосившимися столами, с барной стойкой у стены, за которой к нам спиной сидел Пит и хлебал пиво. Мне еще не было двадцати одного, а значит, мне нельзя было находиться здесь, но никто, похоже, не собирался меня выставлять. Помешать этому семейному воссоединению могла только Руби, но ее здесь не было.

В этом баре наша мать проводила почти все свое время. Может, за прошедшие два года Воробей даже жила в этой темной дыре, позабыв, как выглядит солнце, и о ней все тоже позабыли. Вот что бывает, когда Руби больше не обращает на вас внимания. Вы как будто перестаете существовать.

– Ты хотела мне что-то сказать? – спросила я.

Она кивнула, глядя на свои руки. Мать носила много колец, не меньше восьми. Все они были куплены за гроши на блошином рынке, камни, подходящие к месяцам, в которые она не родилась, почернели от времени, серебро сжималось вокруг ее пальцев с разбухшими костяшками. Именно поэтому, говорила Руби, не стоит носить кольца так долго – кто-то к старости усыхает, кто-то полнеет, но ты никогда не узнаешь, каким будет твое тело.

– Она сказала мне не видеться с тобой, – призналась моя мать. – Сказала не приходить в гости. Не звонить. Сказала, что сообщит мне, когда…

Она подняла свои водянистые глаза, в которых мелькнул страх, но больше ничего не сказала.

Я не верила в ее отговорки. Мысль о том, что все это время мать хотела увидеться со мной, тем более если учесть, что мы жили в одном городке, казалась мне абсурдной.

– Руби не запрещала тебе видеться со мной, – ответила я. – Она бы не стала говорить ничего подобного.

Судя по выражению ее лица, она была трезвее, чем обычно, и если бы я сказала правильные вещи, задала правильные вопросы, она смогла бы вполне здраво ответить мне.