Урсула Ле Гуин - Воображаемые страны

— Мы не сможем поехать к реке в воскресенье, — сказал барон за завтраком, — ведь в пятницу мы уезжаем.

Оба малыша изумленно посмотрели на него. Потом Зида попросила как ни в чем не бывало:

— Передай мне, пожалуйста, варенье, — но Поль, который был на целый год старше, уже вспомнил, отыскал где-то в дальнем, запылившемся уголке памяти темноватую столовую и серые окна, за которыми вечно шел дождь.

— Мы возвращаемся в город? — спросил он. Отец кивнул. И сразу же залитый солнцем холм за окном совершенно переменился: теперь он почему-то был повернут лицом к северу, а не к югу. В тот день по лесу будто пробежал красно-желтый пожар; виноградные кисти отяжелели, налились соком; убранные, нагретые августовским солнцем поля, обнесенные изгородями, широко раскинулись в дымке сентябрьского утра, мирные, беспредельные. Утром, едва проснувшись, Поль сразу понял: наступила осень и сегодня уже среда.

— Сегодня среда, — сказал он Зиде, — завтра будет четверг, а потом пятница — и мы уедем.

— А я никуда уезжать не собираюсь, — равнодушно ответила она и ушла в Маленькую Рощу — трудиться над ловушкой для единорога. Она смастерила ее из корзинки для яиц и множества маленьких лоскутков, к которым была привязана самая разнообразная приманка. Зида возилась с ловушкой с тех пор, как они обнаружили следы, однако Поль сильно сомневался, что в такую ловушку можно поймать хотя бы белку. Сам он, понимая, что осень все-таки наступила и времени осталось мало, со всех ног бросился на Высокий Утес, рассчитывая закончить туннель до отъезда в город.

По всем комнатам дома ласточкой метался голос баронессы. В данный момент он доносился с лестницы, ведущей на чердак:

— Ах, Роза! Ну где же наконец этот синий чемодан?

Однако Роза не отвечала, и баронесса сама последовала за своим голосом и, догнав его, обнаружила и Розу, и потерянный чемодан внизу у лестницы, а потом полетела дальше через холл, чтобы снова радостно воссоединиться с собственным голосом и Розой уже у входа в подвал. Барон в своем кабинете слышал, как Томас, ворча, тащил чемодан наверх, тяжело пересчитывая ступеньки башмаками, а Роза и баронесса в это время опустошали шкафы в детской, складывая в стопки рубашки и платьица, работая методично и ловко, как заправские воры.

— Что это вы тут делаете? — сурово спросила у них Зида, забежав на минутку за вешалкой для пальто, в которой, по ее расчетам, единорог мог бы запутаться копытом.

— Вещи укладываем, — ответила служанка.

— Мои не укладывайте, — велела Зида и удалилась. Роза продолжала опустошать шкафчик.

А барон между тем спокойно продолжал читать, испытывая лишь легкое чувство сожаления, порожденное, возможно, доносившимся из дальних комнат нежным голосом жены, а может быть, лучами осеннего солнца на письменном столе, проникшими меж раздвинутыми шторами.

В соседней комнате его старший сын Станислас уложил в небольшой плоский чемодан микроскоп, теннисную ракетку и коробку с камнями, под каждым из которых была аккуратная наклейка. Потом плюнул на все и собираться перестал. Сунув в карман записную книжку, он прошел через прохладную красную гостиную, через холл, спустился по лестнице и вышел на широкий двор. Неожиданно яркое солнце ослепило его. Под Четырьмя Вязами сидел и читал Иосиф.

— Ты куда это направился? — спросил он мальчика. — Жарко ведь. — Однако у Станисласа времени на разговоры не было.

— Я скоро вернусь, — вежливо ответил он и двинулся дальше, вверх по пыльной дороге, залитой солнцем, мимо Высокого Утеса, где копался в земле его сводный брат Поль. Здесь он на минутку остановился, чтобы оценить инженерное мастерство брата. По всему Утесу, переплетаясь, тянулись извилистые дорожки из белой глины. У моста, взлетавшего над промоиной, стояли припаркованные ситроены и роллс-ройсы. Туннель был почти готов; Поль завершал процесс его расширения.

— Хороший туннель, — похвалил Станислас, а великий строитель, просияв от гордости, откликнулся:

— Да, к вечеру закончу; уже можно будет ездить. Придешь на торжественную церемонию?

Станислас кивнул. Теперь его путь вел вверх по пологому длинному склону холма; вскоре он свернул и, перескочив через канаву, оказался в своих владениях, в царстве деревьев. Несколько шагов — и совершенно исчезли все воспоминания о пыльной дороге и ярком солнечном свете. Над головой и под ногами шуршала листва; воздух казался зеленой водой, и сквозь него проплывали птицы, вздымались темные стволы, обремененные пышными кронами, стремясь навстречу другой великой Стихии — воздушному пространству и небесам.