– Вот и правильно, – пропыхтел Антон. Он протащил Катю по ступенькам вниз. – А то у меня уже уши болят от твоих воплей. Так на чем я остановился? Ах да… С сестрой твоей незадача вышла. Я ж на тебя глаз положил, дорогая. Очень мне не понравилось, как ты тот труп на старом заводе отыскала. А в итоге поймал ее, Ларису. Мы когда к тебе с Семеном утром по вызову приехали, я чуть в штаны не наделал, вы ж абсолютно одинаковые… А как ты от меня на мосту улепетывала… Молодец, спаслась! Я рассчитывал, что ты разобьешься, но, видать, у тебя целый полк ангелов-спасителей. Вот только сюда твои защитники побоятся спускаться. Здесь моя территория, детка. Моя.
– Так это ты тогда пробрался ко мне домой? – догадалась Катя. – Когда я была в ванной?
Антон кивнул.
– Не знаю, что меня тогда остановило… Я слышал, как ты с кем-то переругивалась, и не стал рисковать.
– Семен скоро будет здесь, – хрипло сказала Катя. Безумец продолжал волочить ее, держа за волосы, и от нестерпимой боли у нее на глазах выступили слезы. Ей начало казаться, что волосы трещат, отслаиваясь вместе со скальпом от черепа.
– Ого, как мы заговорили, – улыбнулся Антон. На этот раз улыбка вышла мягкой и доброжелательной, хотя глаза его оставались двумя слюдяными окошечками, за которыми бушевал ураган. – А вы разве не поссорились?
Не дождавшись от Кати ответа, Морозов проговорил с озабоченным видом:
– Слушай, а может, ты и права. Пожалуй, не буду с тобой тянуть…
С этими словами он швырнул Катю в сторону с такой небрежной легкостью, словно та была нашкодившим котенком, а не взрослой девушкой.
Вытащив из заднего кармана джинсов фотографию, Антон склонился над ней:
– Ты ее тут нашла?
Катя кивнула, с неприкрытой ненавистью глядя на маньяка.
– Это я, – с гордостью произнес Антон. – Похож? С Ним. С папой… Я как сейчас помню день, когда была сделана эта историческая фотография… У папы был фотоаппарат «Зенит», и он обращался с ним как профессионал. Он любил это дело. Тогда нужны были навыки и упорный труд… выдержка, диафрагма, фокусировка… не то что сейчас – достал телефон и на кнопку нажал… Отец ставил фотоаппарат на штатив, чтобы картинка получилась более четкая… Как будто это вчера было… Папа напряжен и сосредоточен… Я внимательню наблюдаю за каждым его шагом, пытаясь запомнить последовательность действий… Мешают гудящие мухи, но отец пшикает аэрозолем, и на какое-то время они разлетаются в стороны…
– Мухи… – послушно повторила Катя. Она коснулась головы, морщась от пульсирующей боли. У нее было ощущение, что под кожу вогнали сотни рыболовных крючков.
– Конечно, мухи, – с сияющим лицом подтвердил Антон. – Возле фотоаппарата сидела одна девушка. Я уже и не помню, как ее зовут. В памяти отложились лишь кровоподтеки на распухшем лице и колючая проволока, которой она была связана. А еще я запомнил выражение ее глаз. Беспредельный ужас и вместе с тем – смирение. Понимаешь, детка? Она знала, чем все закончится. Ты не представляешь, что говорят люди в последние минуты жизни. Об этом можно написать целую энциклопедию…
Антон уставился на стену, заляпанную темно-бурыми пятнами, погрузившись в воспоминания.
– Знаешь, а ведь он был ненормальный, этот сукин сын, – вдруг сказал он, поворачиваясь к Кате. – Я про своего папашу. Он запрещал мне выходить из дома. Средь бела дня хватал девок, представляешь? Перед тем, как уйти в рейс. Запирал их в подвале, без еды и воды, а меня оставлял караулить. Если бы ты слышала, как они орали! Когда возвращался отец, некоторые из них к тому времени срывали глотки и могли только шипеть, а другие седели, прямо на глазах превращаясь в дряхлых старух… Папе нравилось убивать их такими – обессиленными и полуживыми, изгаженными в собственной моче. Псих, что сказать.
Антон слегка склонил голову, лучезарно улыбаясь Кате.
– А ты… ты другой, да? Особенный? – с трудом ворочая языком, выдавила она.
– Да, я другой, – спокойно отозвался Морозов. – Однажды он притащил очередную девку. Запер ее на замок, а она молчит. День молчит, два… На пятый я не выдержал, зашел к ней и посмотрел прямо в глаза. И знаешь, что я там увидел? Я увидел саму Вечность.
Взгляд психопата затуманился, кончик языка скользнул по губам. Казалось, Антон вспоминал самый яркий эпизод из своего сексуального опыта.
– Тебе не понять, – сказал он после небольшой паузы. – В какой-то момент я решил, что спасу девчонку от отца. Я сам убил ее, распотрошил, как курицу. Так-то. Папа тогда страшно разозлился и избил меня до полусмерти. Но я тоже припомнил ему это. Я ни на минуту не забывал о побоях, и как только представился удобный случай, сжег своего отца. Вместе с домом.
Читать дальше