Линетт Нони - Шепот [litres]

– Лавина, – говорит Крюк.

И щеку Энцо пронзает луч света. Щека набухает, становится в два раза больше, а затем лопается. Кровь хлещет ему на подбородок и капает на пол.

– Чувак, только не лицо! – кричит Энцо, закрывая ладонью рану.

Крюк просто улыбается в ответ.

– Мне никто не говорил, что есть ограничения. К тому же я выучил кое-что новенькое.

Они вступают в перепалку, но я ничего не слышу, потому что смотрю только на Варда.

– Как ты только что слышала, – говорит Вард, – Крюк не использовал никаких привязанных к действию слов, чтобы Вещание сработало. «Лавина» не имеет ничего общего с «ударом в челюсть», например. То есть не само слово причинило ущерб, а намерение. Случилось то, что он представлял. И он воплотил слово в жизнь, фокусируясь на этом намерении, удержав силу под четким контролем.

Я киваю в знак того, что понимаю. По крайней мере, в теории. Как контролировать свой дар на практике, я еще не знаю.

Вард напоминает:

– Не забывай, здесь ты можешь говорить.

Как ни странно, я и правда забыла. Честно говоря, мне все еще не по себе от этой мысли. Да и потом, уголь защищает от воздействия моих слов лишь внешний мир, а как же сам Вард? Как же Крюк и Энцо? Они ведь здесь, в этой комнате, а не за ее пределами.

Я бездумно подхожу поближе к нему, и он напрягается, но сейчас я даже не думаю о расстоянии между нами. Я приподнимаюсь на цыпочках и шепчу ему на ухо, как будто надеюсь, что если меня почти не слышно, то ничего не случится.

– А что насчет вас, ребята? – Я наклоняюсь еще ближе, потому что говорю почти беззвучно. – Вы ведь здесь, а не там. Что, если я скажу что-то и уже ничего нельзя будет исправить? – Секунда колебания. – Такое… такое уже бывало.

Положив руки мне на талию, он осторожно отстраняется и заглядывает мне в глаза.

– Я здесь как раз для этого, – тихо, но твердо говорит он. – Пока я здесь, ничего плохого не случится.

Похоже, он заметил мой недоверчивый взгляд, потому что его ладони на моей талии – я уверена, он до конца не осознает, что они все еще там, хотя я сама более чем осознаю – и успокаивающе стискивают ее.

– Считай, что я – некий фильтр, – говорит он. – Ты этого не видишь, но я контролирую силу каждого слога, который вы издаете. И я бы не просил тебя говорить, если бы думал, что ты можешь нанести непоправимый ущерб. Ты должна мне верить.

Я смотрю ему в глаза довольно долго. Но в конце концов киваю и выдыхаю:

– Хорошо.

Если мое обучение покатится к черту и захватит с собой несколько невинных жертв, это будет на его совести.

– Хорошо, – повторяет он. Наконец осознав, что все еще держит меня, Вард отступает и возвращается к уроку.

– Как я и говорил, сами слова, которые мы используем, напрямую ни на что не влияют, но в случае с такими Вещими, как ты, которые только-только учатся контролю, они помогают сфокусировать силу. Например, если бы ты сказала «лавина», учитывая сферу твоих возможностей, готов поспорить, результат сильно отличался бы от того, что получилось у Крюка.

Я смотрю на него с тревогой: он же чуть не выдал мой секрет! Но Вард кивает в сторону Энцо и Крюка, которые продолжают цапаться, не обращая на нас никакого внимания.

– Когда мы говорим, языковые центры в нашем мозгу вызывают визуальные образы, – поясняет Вард. – Например, я говорю «слон», и ты автоматически представляешь себе слона. Ты не видишь космический корабль или скатерть, ты видишь неуклюжего серого гиганта с длинным хоботом и большими ушами. Именно так запрограммирован наш ум – сопоставлять то, о чем мы говорим, с тем, что мы себе представляем. Именно поэтому, несмотря на то, что именно намерение имеет решающее значение, слова приходят на ум автоматически, подтягивая прикрепленную к ним силу. Ты слушаешь?

Слушаю ли я? Да я хватаюсь за каждое слово. Несмотря на это, я стараюсь скрыть свое отчаяние и грубовато отвечаю:

– Говорим «слон» – представляем слона. Понятно. – И прежде чем он успевает сделать мне замечание, я добавляю: – Это не такая уж сложная наука, Вард, и я не дура. Давай дальше.

Он слегка темнеет лицом, но не успевает ничего сказать, потому что в комнату заглядывает Ками.

– Похоже, я вовремя, – говорит она и идет прямо к Энцо. Прижимает ладонь к его щеке и шепчет что-то, но слишком тихо, чтобы я расслышала. Ее пальцы наполняются мягким светом, и когда она отнимает ладонь, я вижу, что лицо Энцо полностью зажило.

Я в шоке смотрю на них, и многое неожиданно становится на свои места. Но в то же время порождает еще больше вопросов. Ками замечает мое изумление и говорит: