Агата Горай - Забыть нельзя помнить

Не верить матери у меня оснований не было, а обрывки воспоминаний и ощущения внизу живота только подтверждали ее слова: адская телесная боль, душевная, процесс совокупления с безликим мужчиной и связанные с этим неприятные ощущения, страх, ужас, безысходность… Эмоции были подлинными, пусть и какими-то не до конца понятыми.

За последующие полгода, проведенные в больнице, меня полностью убедили в том, что со мной случилось страшное, но от подобного, к сожалению, никто не застрахован. А еще в том, что, несмотря ни на что, жизнь только начинается, и со временем все обязательно забудется. Мама старательно и ненавязчиво, но с завидным постоянством твердила об одном и том же – о трагичной случайности, которую я должна пережить. Иногда мне казалось, что голос мамы звучит в моей палате постоянно, будто заевшая пластинка: «Тебя изнасиловали. Виновный не найден, но его накажет судьба. Тебе нужно забыть и жить дальше. Все лучшее впереди».

Самостоятельно восстановить полную картину всего, что со мной произошло, у меня так ни разу и не вышло, но мне все объяснил добрый доктор Йося. Мужчина, лицо которого напоминало переспевший арбуз и собиралось вот-вот лопнуть, ростом в полтора шага и с животом-арбузом побольше головы, в застиранном до дыр некогда белоснежном халате и ароматом изо рта будто из выгребной ямы, со знанием дела проинформировал меня: «Мозг – единственный орган человека, который изучали задолго до нашего с вами появления, и не сумеют в нем разобраться даже спустя несколько веков после нашего ухода. Я знаю одно – вам не нужно собирать воедино редкие осколки воспоминаний. Сейчас я разговариваю с вами не как врач, а как отец, мужчина, человек. Иногда «не помнить» – единственно верный выбор. Первое время вам придется принимать некоторые препараты, блокирующие воспоминания, которые не каждому под силу вынести. Спустя месяцы, может, и годы, точно не скажу, все мы разные, возможно, сможете обходиться без таблеток. Годы сыграют на руку и сами сотрут ненужное и болезненное. Вы красивая девушка, у которой впереди вся жизнь, и уж поверьте мне, старику, будете жить на зависть всем и думать забудете о грустном эпизоде в вашей биографии. Со временем ваши воспоминания станут лишь дурным сном, не более того. Так что пусть вас не тревожат обрывки и эпизоды, скоро и они сотрутся».

Я окончательно успокоилась, не пытаясь больше объяснить изредка пробивающиеся в сознание обрывки прожитых дней. Мой мозг охотно поддался препаратам.

Амнезия и лекарства уничтожили почти год жизни. Четко я помнила зиму восемьдесят шестого, а вот март уже выпадал, апрель практически стерся, не говоря о других месяцах. Даже о смерти Прокоповны мне сообщила мама уже в восемьдесят седьмом. Тем самым, пояснив мои ночные видения о том, как я сижу на кладбище среди могил и горько рыдаю, хотя чья это была могила, я понятия не имела. Я оплакала Прокоповну еще раз. Иногда мне казалось, что начиная с апреля в моей жизни ничего хорошего не случалось, и именно поэтому препараты подействовали, проглотив такой объемный временной промежуток, – они просто помогли мозгу перекрыть все плохое, и в конечном итоге я была им за это благодарна.

– Боже мой, Кира, прости, прости меня ради всего святого! – Психологиня утопает в слезах. Она буквально захлебывается и, не успевая осушать щеки, набрасывается на меня с объятиями. – Боже ж ты мой! Ребенок, милый ребенок, сколько ж хлебнуть тебе довелось… Что ж за люди-то такие твои родители?! Разве мать смогла бы так поступить? Разве отец допустил бы подобное? А я еще на своих в обиде, что отреклись от дочки-преступницы. Да они просто ангелы по сравнению с твоими монстрами, выпущенными из преисподней! По-другому их назвать у меня язык не поворачивается.

Женщина искренне рыдает, а я разучилась это делать. Для меня собственная жизнь давно превратилась в один из романов ужасов, которыми я зачитывалась в тюрьме. Настолько в ней все невероятно и жутко, что мозгу проще принять истину в форме написанной кем-то книги, а умываться слезами над выдуманными сюжетами я никогда не умела.

Нашу «идиллию» прерывает невообразимый шум, который уже был мне знаком. Психологиня выпускает меня из объятий и всматривается в сторону, из которой доносится грохот и «пуканье».

– Послушай, милая, на дворе не май месяц, и если мы пропустим и этот автобус, боюсь, околеем. Времени давно за полдень, и солнце уже в тучах спряталось, а мы с тобой не в норковых шубах. Может, поехали ко мне? Чаю заварю, состряпаю что-либо, а то ведь у тебя небось и маковой росинки во рту с утра не было. У меня хоть и однушка, но места на двоих хватит. Да и если не уедем на этом, на другой толпа соберется. Как ты на это смотришь?