Наташа Престон - Твое сердце будет моим

Сиенна смеется:

— А мне кажется, там девчонка, которая бегает за Айзеком, как собачонка. Она реально «того».

— Не-а, — мгновенно реагирует Айзек. — Я абсолютно уверен, что там Нора! Опять пришла напрашиваться к Лайле в подружки.

Я уже на ходу раздраженно закатываю глаза. Нора живет в доме через дорогу. Вполне симпатичная девушка, мы несколько раз делали вместе домашку, но она без конца пытается затесаться в нашу компанию и стать моей лучшей подругой. Не то чтобы она мне не нравится, просто у нас совершенно ничего общего, не считая учебы.

Я открываю входную дверь. На крыльце никого нет.

— Народ, нас разыграли! — кричу я.

Уже закрываю дверь, как вдруг замечаю на коврике конверт кремового цвета. Письмо адресовано Сонни. Текст — напечатанный, не рукописный. Поднимаю письмо и возвращаюсь с ним в дом.

— Как людям старше двенадцати лет могут нравиться такие розыгрыши? — спрашивает Сонни.

— Спроси у своих дружков. — Я протягиваю ему конверт. — Похоже, это от них. Оставили на пороге.

Сонни, сдвинув брови, разрывает конверт, и наружу выпадает листок. Сонни читает, и с его губ слетает крепкое словечко. Он смотрит на послание так, словно пытается сжечь его взглядом.

— Что там, чувак? — Чейс заглядывает ему через плечо. — Тайная воздыхательница?

— Вроде того. Найду — придушу голыми руками.

— Ну-ка дай заценить! — требует Айзек.

Сонни протягивает нам записку. Я заглядываю в письмо, и глаза у меня становятся большими и круглыми, как блюдца. Каждая буква послания вырезана из журнала или газеты.

— Что за дичь? Кому это надо, присылать такое? — спрашиваю я.

Понятно, что студенты нашего университета, — впрочем, как и любого другого — любят приколоться. Они могут подлить острый соус чили в бутылку из-под кетчупа в столовой или заполнить весь городок тучей красно-розовых шариков. Но, насколько мне известно, все это делается в расчете на большую аудиторию и громкий хохот. Личных писем никто никому не пишет.

— А это не могла сделать одна из твоих бывших? — спрашивает Шарлотта.

У нее блестят глаза — ей явно нравится, что Сонни не по себе.

— Да нет, у меня не было таких шизанутых, — отвечает он. Как мило.

— Да ладно, просто неудачная шутка, — говорит Чейс. — Все готовы? Ну что, идем?

Сиенна и Айзек выходят первыми, причем Сиенна так и сияет от радости. За Сонни следует Шарлотта. Вид у нее такой, словно она готова заняться чем угодно, лишь бы никуда не идти. Чейс оглядывается и протягивает мне руку. Я беру его под локоть.

На улице темно, хоть глаз выколи, и зверски холодно. Налетает ветер, и меня пробирает дрожь. Надо было одеться потеплее. Пока мы идем к воротам, я украдкой оглядываюсь. На территории стоит жуткая тишина. Дома по обеим сторонам дороги абсолютно одинаковые — все построены в викторианском стиле. И во всех живут студенты. Наш дом — в самом центре, так что мы всегда слышим отдаленный шум университета, хотя в городке намного тише, чем в общежитиях.

Уезжая из родительского дома, ты обретаешь независимость, и это классное чувство. Но я все равно терпеть не могу сама стирать свою одежду.

По пути Сонни швыряет записку в мусорный бак и, прихлопнув крышку, припечатывает ее крепким ругательством.

Облизнув пересохшие губы, я снова оглядываю улицу. Между дорожками растет высокая трава, высятся гигантские дубы. Этот участок залит светом фонарей, один из них мигает — превосходное укрытие для какого-нибудь психа-сталкера. Следи сколько хочешь, и никто тебя не увидит. А вдруг тот, кто оставил записку, сейчас прячется там?

— Тебе не кажется, что стоило серьезнее отнестись к письму, которое прислали Сонни? — тихо спрашиваю я.

Чейс выпускает мою руку, пропуская меня в ворота.

— В смысле?

— Это точно не любовная записка и не розыгрыш. А вдруг это реально опасно?

— У тебя просто разыгралось воображение. — Чейс останавливается у ворот, скрещивает руки на груди.

— Людей разыгрывают, чтобы было смешно. Но никто из нас не засмеялся. И все эти буквы из журналов…

— Значит, это был плохой розыгрыш, — отрезает Чейс. — Забей, Лайла. Сонни же забил. Не забывай, сегодня — официальное начало этого валентиновского дурдома, вот кого-то и накрыло.

Меня это не успокаивает. Чейс не понимает. Мы все — друзья, живем под одной крышей. Если кто-то точит зуб на Сонни, это коснется всех нас.