Ребекка Кантрелл - Невинные

Началось песнопение, и голос Руна возносился в лад с голосами других сангвинистов. Их прекрасный хор наполнял обширный зал звуком, взмывая до утонченных нот, недоступных нормальному слуху. В Святилище, в окружении своего Ордена и вековечной тьмы, не требуется скрывать свою инакость, и можно воспеть воистину.

Остановившись перед древним каменным алтарем, Лазарь воздел свою бледную длань, дабы начертать в воздухе знак креста.

– In nomine Patri, et Fili, et Spiritu Sancti [27].

– Amen, – откликнулась конгрегация.

Знакомый ритуал захватил и унес Руна за собой. Он не думал и не молился, а просто существовал момент за моментом, позволяя их веренице увлекать себя все вперед. Его место здесь, рядом с братьями и сестрами по клиру. Именно этой благочестивой жизни он желал, будучи смертным человеком, и эту жизнь он избрал, будучи бессмертным.

И так они подошли к Евхаристии.

Лазарь возгласил на латыни:

– Кровь нашего Господа Иисуса Христа, пролитая за тебя, сохранит тело твое и душу для Жизни Вечной. Причастись ея в память, что Кровь Христова пролита за тебя, и будь благодарен.

Высоко вознес древний потир, дабы все они могли взглянуть на источник своего спасения.

Рун ответил вместе с остальными и встал в очередь, чтобы получить Святое Причастие.

Когда же он предстал перед Воскрешенным, Лазарь встретился с ним глазами, и чуть заметная улыбка засветилась на его лице.

– Причастись, брат мой.

Рун запрокинул голову, и Лазарь влил вино в его уста.

Корца наслаждался шелковистостью жидкости, заструившейся в горло, разбегаясь по членам. Нынче ночью она не обожгла. В сию священнейшую из ночей наказания нет даже для таких, как он.

Только Его любовь.

Рим

14 часов 17 минут

Томми перещелкивал каналы на крохотном телевизоре Элисабеты. Все до единого показывали празднование Рождества по-итальянски. И так весь день – смотреть совершенно нечего. Он со вздохом выключил аппарат.

Элисабета сидела на софе рядом с ним прямо, будто аршин проглотила. Он ни разу не видел, чтобы она сутулилась, да и ему поблажки не дает.

«Обе стопы должны быть на полу все время», – сурово наставляла она его.

– Нежели ты ожидал других программ? – осведомилась она.

– Не ожидал. Надеялся.

Кроме всего прочего, он – иудей, и этот праздник не справляет, да и Хануку пропустил. Единственное напоминание о празднике ему пришло с самой неожиданной стороны – рождественская открытка, присланная Григорием Распутиным. Русский каким-то образом проведал, что Томми остановился в апартаментах в Ватикане.

Элисабета нахмурилась, обнаружив открытку, приклеенную скотчем к дверям апартаментов. На конверте было написано: «Счастливого Рождества, мой ангел!» На открытке был изображен ангел с золотым нимбом.

Томми так и не понял – то ли это угроза, то ли шутка, то ли искреннее поздравление от всей души.

А учитывая, что это за личность, – наверное, все три варианта сразу .

Он отдал пульт Элисабете, но та отложила его на кофейный столик. Томми научил ее пользоваться ПДУ, и она схватывала все буквально на лету. Ей хочется узнать о современном мире всё-всё, и Томми с радостью взялся ее учить.

Покинув египетскую пустыню, он в конце концов попал в Рим, в апартаменты, предоставленные Церковью. С момента возвращения ему уже несколько раз делали анализ крови, но в целом все оставили его в покое. Ведь теперь он обычный сирота. Ему предлагали другую временную квартиру до возвращения в Штаты, но он предпочел остаться с Элисабетой.

– Хочешь научиться пользоваться микроволновкой? – от скуки предложил он.

– Разве микроволновка не есть приспособление для стряпни? – она поджала губы. – Сие работа для слуг.

Томми поглядел на нее, приподняв бровь. Ей явно нужно узнать о современном мире куда больше, чем просто познакомиться с техническими достижениями.

– А ты не думала, что тебе придется готовить самой?

Взгляд ее омрачился.

– С какой это стати мне тратить время на подобные пустяки?

– Жить здесь вечно ты не сможешь, – обвел он комнату жестом. – А когда съедешь, тебе придется найти работу, зарабатывать деньги и готовить для себя.

– Церковь не намерена меня отпускать, – возразила она.

– Почему? Меня-то они отпустили. – Его отправят к тете и дяде в Санта-Барбару, чете, с которой он едва знаком.

– Ты всего лишь дитя. В тебе они угрозы не зрят. А посему отправляют тебя в эту Калифорнию без опаски.

Томми вздохнул, стараясь не ныть. Элисабета ненавидит, когда кто-нибудь жалуется. И наконец выпалил: