Екатерина Неволина - Глаза ее куклы

Ник бросился на меня, пытаясь обезоружить, но я с неожиданной ловкостью увернулась и толкнула его в грудь.

Странно, я ощущала себя вышедшей на охоту кошкой. Почему бы не поиграть с глупой мышью? С мышью, которую все равно ждет мышеловка. С мышью, которой так или иначе придется умирать.

«Выпусти меня! Я хочу посмотреть!»

Кофр с куклой стоял в коридоре, и я быстро открыла его, давая Гретхен возможность насладиться зрелищем.

— Не трогай ее! Это мое! — Ник схватил металлическую гантель и двинулся на меня.

«Убей его!» — прошептала Гретхен довольно.

Гордость переполняла меня и входила в кровь адреналином. Гретхен выбрала меня! Меня! И вместе с ней мы вершим людские судьбы.

Вот и Ник вдруг остановился, лицо его исказилось ужасом, словно он увидел за моей спиной нечто чудовищное.

«Убей!»

Он понял, что умрет. Я видела панику, бьющую из его сапфирово-синих глаз. Шаг за шагом он отступал все дальше.

— Остановись, сумасшедшая! Ты даже не представляешь, какое богатство у нас в руках. Хочешь, я разделю его с тобой?

Глупец! Неужели он действительно верит, будто меня интересуют деньги?

Нет. Час настал. Я вдруг поняла, что мне не нужен даже нож, и бросила его на пол, а потом подошла к Нику, приблизившемуся спиной к открытому окну, и что есть сил толкнула.

Все мы летали во снах. Пусть он ощутит, что такое летать в реальности!..

И в этот миг, прежде чем упасть спиной в распахнутое навстречу ему небо, Ник метнул свое оружие, а в ушах у меня раздался ужасный крик. Такой сильный, что, кажется, лопнули барабанные перепонки. Двойной крик — со стороны окна и из комнаты.

Я вскочила на кровати, жадно хватая открытым ртом воздух.

Ужасный крик, кажется, до сих пор звучал в ушах, сводя с ума, мешая думать.

Что это было? Опять чудовищный сон? Сколько же это будет продолжаться?

Постепенно гул в ушах стал стихать, и сквозь него просачивались мирные звуки — дедушкин храп, отдаленный шум машин…

Я встала с кровати и подошла к окну.

Как же я устала! После кошмара тело было сковано слабостью, а ноги едва повиновались, поэтому я медленно осела у батареи. Легкий ветерок, долетавший из окна, нежной рукой касался волос, словно успокаивал.

— Глупости, какие глупости! — бормотала я тихо, чтобы не разбудить дедушку. — Ника убил Клаус. Убил, выкрал сапфиры и скрывается теперь от полиции. Я ни при чем! Совершенно ни при чем.

Опершись на батарею, я попыталась приподняться, а пальцы нащупали за пластинами что-то странное.

«Не нужно это брать! Не нужно!»

Однако рука, словно сама собой, уже тащила из-за батареи небольшой мешочек с чем-то довольно длинным и узким.

Я закусила губу, не чувствуя ни боли, ни соленого вкуса крови.

Я не хочу знать, что там, внутри.

Но проклятые пальцы уже развязывали стягивающие мешок шнурки.

На колени мне выпал нож. В точности такой же, как во сне, а еще два крупных странных камня. В свете луны я увидела, что они прозрачные, безмятежно-синего, глубокого цвета.

Этого не может быть!

Я не хочу в это верить!

Дрожащими руками я засунула камни подальше в батарею. Дай бог, их никогда не найдут, а если и найдут, пусть это произойдет очень не скоро, когда-нибудь в другой жизни.

Нож я тщательно протерла рукавом пижамы, затолкала в щель между стеной и шкафом.

Ну вот и все.

Очень хотелось курить, но сигарет, конечно, не было.

Пора вернуться в кровать и крепко-накрепко зажмуриться, потому что сейчас я наверняка снова вижу страшный сон.

Завтра я проснусь — и ничего этого не будет. Настанет новый день.

Дрожа, словно в лихорадке, я легла в кровать и завернулась в кокон одеяла. Я гусеница, маленькая несчастная гусеница, но надо только подождать — и все обязательно изменится.

Уже завтра.

Завтра будет новый день.

Популярная немецкая колыбельная. Примерный перевод: