Андерс Рослунд - Сделано в Швеции-2. Брат за брата

Он открыл дверцу, твердо ступил на землю и зашагал к забору с калиткой. Постоял, прислушался. Ничего. Ни ветерка.

Их было двое, стало трое. Грабитель, убийца, киллер. Теперь один из них мертв. Их снова двое, но кто эти двое?

Лужайка была на некрутом склоне, поэтому подмерзшая земля оказалась предательски ненадежной, жесткие подметки скользили. Где-то здесь, возле ограды, когда они встречались днем, стоял автомобиль Сэма. Теперь это место пустовало. Отсутствие машины могло означать самое худшее – или попросту то, что Сэм решил спрятаться где-то еще.

Лео помнил, что на уровне лица во входной двери было квадратное окошко, из тех, через которые ничего не видно. А воспользоваться обычным кухонным окном или одним из тех, что выходили на задний двор, было рискованно: его легко могли заметить.

Дверная ручка из светлого металла слегка поблескивала; он осторожно нажал на нее. Не заперто. Первый шаг в маленькую темную прихожую, мимо печи, в которой они сожгли карту.

Вздох.

Или ему почудилось?

Два кухонных стула, одинаково пустые, как и кухонный диванчик.

Он перешагнул следующий порог – в маленькую гостиную. И… да, там. Кажется. В кресле. По ощущениям, там кто-то сидел, чуть наклонившись вперед.

Словно чья-то тень.

– Это мог оказаться я.

Сэм.

Его голос.

Лео не знал, радость ли он чувствует сейчас где-то глубоко внутри, или облегчение, или даже что-то вроде бешенства; единственное он знал наверняка: это чувство невероятно велико, больше, чем может позволить ему время.

Он потянулся за кухонным стулом, подтащил поближе к тени.

– Но это не так, Сэм. Это оказался не ты.

– Черт, я видел… как он пошатнулся. И схватился… вот здесь.

Рука Сэма-тени поднялась, указала на спину, куда-то между бедром и лопаткой.

– И я побежал. Туда. Поддержал его, хотел… Я не понимал, что он уже получил пулю в череп. Что она попала туда. Но я почувствовал, как Яри умер, почувствовал по его руке… понимаешь, мышцы больше не работали. И вот теперь я ясно понимаю – на его месте мог быть я.

Лео никогда не касался Сэма, за исключением ритуальных объятий, многие в отделении Н так встречали друг друга. Сейчас он поискал руку Сэма, положил свою чуть видную ладонь на его.

– Но ты жив. Я чувствую это по твоей руке.

Потому что он сидел перед человеком, который вообще-то (что странно, если учесть, за какое преступление он сидел) не знал о пользе насилия. Перед человеком, который прибегнул к насилию один-единственный раз, двадцать пять лет назад, чтобы избежать большего – и после никогда не возвращался к нему, не искал его.

Лео чуть пожал руку Сэма, но не почувствовал реакции, ответного рукопожатия не последовало. Он пожал еще раз, чуть сильнее, но реакции все равно не было, не было ровным счетом ничего, что означало бы контакт между ними. Тогда он поднялся, одним движением опустил шторы, закрыл оба окна в комнате. Провел пальцами по полу, нащупал провод торшера; слабого накала было достаточно, чтобы видеть и читать чье-то лицо.

Светлые волосы Сэма были одновременно слежавшимися и растрепанными, как у человека, который слишком долго ходил в «балаклаве» и вспотел в ней. Взгляд обращен в себя, Сэм все еще видел парковку перед торговым центром, одну и ту же цепочку событий. И едва заметные и вместе с тем единственно явственно различимые на лице – капли чужой засохшей крови, попавшие на его собственную кожу: возле левого глаза и левого угла рта, капли крови, которые кончались там, где начиналась ткань «балаклавы».

– Большой палец. Легавый у дорожного заграждения. В точности как ты говорил.

Первые слова, кроме « это мог оказаться я ». Скрипучие. Словно связки не хотели пропускать их через себя.

– Он тер их, бессознательно. По рельефу. По ультрафиолету. Тер большим пальцем и смотрел больше на права, чем на меня.

Слова скрипели дальше, Сэм наклонился ближе.

– Шапку, комбинезон, ботинки – я все сжег, как мы и договаривались.

– А то, что было на тебе у заграждения? Форму молочника?

– И это тоже.

Лео кожей ощущал, как Сэм не решается оторваться от проклятой парковки, чтобы во второй раз уехать оттуда. Сюда.

– И молочный фургон я тоже сжег.

Глаза, ставшие спасением для потрясенного грабителя инкассационной машины, когда его опустошение сменилось спокойствием молочника, который просто развозит свежие молочные продукты.

– И еще автомат, мой автомат. Я утопил его вместе с пустыми банковскими кассетами, глубина двадцать пять метров, две минуты на лодке вниз от мостков.