Стасс Бабицкий - Адские кущи

– Почему нет? При хорошем жаловании, да с любимой женой…

Раиса давно уже порывалась что-то сказать, но никак не могла уловить момента, когда все замолчат. Не хотела перебивать – все же это бестактность, так учили на уроках этикета. Татьяна, эти уроки пропускавшая, на правах хозяйки вечера, прикрикнула:

– Хватит уже про войну и смерти. Надоело! Раечка, а ты что думаешь о поэзии?

Девушка покраснела, когда все взоры устремились на нее.

– Но… Господин Маслов, вы только не обижайтесь, пожалуйста, – она нервно разгладила складки на своем коричневом платье. – Но почему нельзя писать стихи без этих ваших сложных символов, а просто про любовь? Про красоту и нежность? Как у Пушкина.

Разумеется, поэт обиделся.

– То есть для вас поэзия – лишь красивая девка в борделе. Полюбовался, пережил прилив эмоций и тут же забыл, – он щелкнул пальцами в раздражении. – Чушь! Поэзия важна для ума, она должна раскрывать читателю новые горизонты. Из каждого слова обязан прорастать не один смысл, а целый пучок смыслов. Понимаете? Нет, я по глазам вижу, что вы ни черта не понимаете!

– А что если вы просто не умеете объяснять? – хмыкнул Ренкерман.

– Да, Валерий, вы усложняете, – подхватила Эльза. – Может, проще скажете?

– Ах, вам надо проще? Что ж, извольте. Вот веник, – он схватил метелку, стоявшую в углу беседки. – Вроде как единый пучок, но внутри много отдельных прутиков. Такие стихи теперь нужны!

– Все ясно. Он хочет вязать веники, – пошутил юнкер и сам же первым засмеялся над своей шуткой.

– Почему бы и нет? Это поможет вымести из избы мусор и случайных людей, которые подчас хуже мусора!

– Послушайте, Маслов, я оскорблений терпеть не намерен, – Постников встал из-за стола и вытянулся во весь свой огромный рост, задевая головой крышу беседки. – Я вам морду разобью.

– Попробуйте! – взвился поэт, сжимая кулаки.

Бабарыкин негромко кашлянул и вклинился между спорщиками.

– В моем доме кровопролития запрещены. Никаких драк, дуэлей и прочей мальчишеской ерунды. Взрослеть пора! – он взял юнкера под локоть. – А если силушку некуда девать, так пойдемте со мной. Поможете самовар принести. Это куда полезнее.

Егор улыбнулся и кивнул, послушно зашагал к дому вместе с хозяином. Маслов развернулся на каблуках и направился в противоположную сторону, к крутому берегу.

– Поспешите за ним, Иннокентий! И уговорите вернуться, – взволнованно прошептала Татьяна. – Он в таком возбуждении, что запросто может наделать глупостей.

Миров-Польский сорвался с места, словно только и ждал подсказки. Минуты три все молчали, избегая встречаться взглядами. Как только вернулся Постников и поставил самовар на стол, барышни набросились на него.

– Стыдно! – хлестко выкрикнула Эльза.

– Да-да, – поддержала Татьяна. – Немедленно прекратите издеваться над господином Масловым.

– А что я такого сказал?! – оправдывался Постников. – Он же первый окрысился…

– Поэты очень ранимые люди. То, что вам кажется пустяком, их может свести с ума.

Раиса говорила тихо, стеснительно, но этот здоровяк послушно закивал, встал перед ней на колени и проникновенно сказал:

– Поцелуйте меня, и даю слово, я больше никогда не обижу вашего разнесчастного Пьеро.

Девушка зашилась краской до корней светло-русых волос.

– Неловко… При всех, – пролепетала она.

– Вы моя невеста, в августе свадьбу сыграем. Чего же нам стесняться нежных чувств?

Она медленно, будто во сне, обняла Егора за плечи, зажмурилась и потянулась губами к его щеке, но юнкер ловко повернулся и поцелуй пришелся прямо в несерьезные усики. Девушка распахнула глаза и густо покраснела:

– Как вы смеете!

– Я тоже жених! Я тоже алчу лобзаний! – громко, напоказ воскликнул Акадский и потянулся к хозяйке дома, но в ответ получил шутливую оплеуху.

– Угомонись, Алеша! Не то прогоню со двора.

В этот момент вернулся Маслов. Сел к столу, подальше от всех и уставился на свое отражение в самоваре. Портупей-юнкер отвернулся и демонстративно зажал рот рукой. Его приятель осклабился, но, не желая ссориться с невестой, также промолчал. А Ренкерман не удержался. Пригладил грязным ногтем бакенбарды и заговорил елейным голосом:

– Значит, вы утверждаете, что Пушкин символистам в подметки не годится? Но всем известно, что гений мог за пять минут сочинить экспромт в альбом прекрасной даме. Причем, эти случайные, по сути, строчки и поныне остаются образчиком самой прекрасной, наитончайшей лирики… А вы так сможете?