Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

— Золото? — Рамилка направился к стене. Я едва успел схватить его за руку:

— Какая, на хрен, разница?! Мы пришли только посмотреть на печь!

— Знаешь, сколько денег можно заработать на таких часах? У меня есть один друг, он крутит такие штуки. Если часы позолоченные…

— Рамил!

— Отвяжись! Смотри на свою библию, а я загляну, что внутри часов.

Часы действительно выглядели как золотые. Маятник отражал луч света, словно отполированный. Даже если часы были не из золота, стоили они невероятно дорого.

— А что если дед сейчас вернется? — внезапно осенило Владика. — Куда будем бежать?

— Вход и выход один, — бросил ему Рамилка, изучая полировку. — Здесь что-то написано. Черт, если они золотые, то, наверное, очень тяжелые.

— Я их не понесу.

— У нас всего один шанс. Обещаю, что поделюсь с вами, когда продам их.

— Ты их не возьмешь!

— У меня есть план! — Он попытался оторвать часы от стены. — Какие тяжелые. Вы мне поможете?

— Нет!!! — в один голос ответили мы с Владиком.

Рамилка отошел в сторону, сожалея о том, что ничего не сможет сделать один. Фонарик уставился на циферблат и медленно сполз к маятнику.

— Забудь о них.

— Нет уж, спасибо. Тогда я продам… информацию. Информация тоже кое-чего стоит. Мне как раз нужны деньги на новый велосипед.

Мы вернулись к газетам и библии. Рамилка подержал луч света над столом, затем пошел вдоль лысых стен к книжному шкафу. Здесь хранились старые брошюры с заголовками «Как Иегова создал мир», «Зачем нужны дети», «Кто придумал деньги», «Что приносит труд». Мы пересмотрели все брошюры и положили их обратно. Остальные полки шкафа были пусты. Рамилка заглянул в нижние ящики и в одном из них нашел пару фотографий, судя по всему, военного времени.

— Чечня, 1996, — прочитал он на обороте.

На одном фотоснимке сидели два русских офицера. На другом был сам проповедник и кто-то из его товарищей.

Рамилка закрыл тумбочку с протяжным выдохом, и тут Владик сказал:

— Вам не кажется, что здесь неприятно пахнет?

— Давно кажется, — подтвердил я.

В домах одиноких стариков никогда не пахнет благовониями. Мы знали это не понаслышке, но запах показался нам не столько плохим, сколько тревожным. Этого хватало, чтобы задуматься о дороге домой.

Рамилка посветил Владику в лицо.

— Приложи два пальца к носу и сожми их, — протараторил он. — Мы еще не обыскали весь дом. Здесь куча интересных штук, и я не намерен уходить отсюда только лишь из-за одного запаха!

— Пойдем отсюда, Дэн, — обратился ко мне Владик. — Мне здесь не нравится. И еще у меня предчувствие…

— Какое?

— Что дед вернется.

Я посмотрел на Рамилку. Он уже шел к третьей стене, где вход в другую комнату преграждала занавеска.

— Идите, идите. Я скоро, — сказал он с излишней гордостью.

Но передвигаться без света там, где царит кромешная тьма, ни у кого желания не возникло. И я подумал, что Владик сам понимал важность Рамилки на обратном пути.

Понимал это не только Владик, поэтому Рамилка не сомневался в наших очевидных намерениях. К тому же у него был фонарь, и, зная своего друга, я догадывался, что фонарь он не отдаст мне ни за что на свете. Рамилка осматривал стены, как опытный пристав, выискивающий то, что не бросалось в глаза, но выглядело весьма ценным. Он не был вором, но иногда на него нападала жадность. «Велосипед, — подумал я. — Новый велосипед. Стоил ли он настенных часов?»

— Так и будете стоять? — Рамилка оборвал молчание, и я выскочил из своих мыслей. — Смотрите в оба. Второй раз мы сюда не придем. Скоро здесь будут новые хозяева.

Владик потоптался на месте, и я заметил, каким беспокойным взглядом он смотрит на входную дверь. В его сознании дед уже стоял перед калиткой, а если так случится на самом деле, незаметно покинуть дом мы уже не сможем. Меня пробила дрожь.

— Тут еще одна комната, — отозвался Рамилка, откинув занавеску. Заметив на наших лицах каменный ужас, он опустил фонарик и усмехнулся: — Не бойтесь. Заглянем в эту комнатку, потом я вас отсюда выведу. Вы мне не доверяете?

— Доверяем, — ответил Владик, услышав волшебное слово «выведу». — Только побыстрее, ладно?

— И не брать ничего, — добавил я.

— Не брать ничего тоже можно. А вам самим не хочется туда зайти? Это вроде его спальня. Узнаете, где спал дед. Кстати, мы про печку забыли.

Он направил фонарь в угол. Разделяя дом на две комнаты, к потолку подходила широкая каменная печь. Часть штукатурки на ее стенах потрескалась и облетела. Из-под ее остатков виднелись красные кирпичи. Крышка топки была плотно закрыта, рядом не лежало ни одного поленца. Печь была холодна, как кожа на лице покойника.