– Евнух! Прошу это услышать всех присутствующих. На уроке алгебры в одиннадцатом классе. Вы бы еще им порно показали! Детям, которые… – она сбилась, подыскивая слово, а учителя, каждый сам про себя, ехидно подумал, – как же она их назовет? – …которые, еще совсем дети, невинные и чистые! Не то что некоторые педагоги, простите. Ларин! Дмитрий Сергеевич! Как же так можно?!
А в это время, включенный телевизор чуть левее над ее плечом продолжал вещать об утреннем преступлении, всколыхнувшем всю страну; Дмитрий смотрел сквозь директрису, стараясь не пропустить ни слова. По правде говоря, он даже не слышал звеневший от гнева голос Песчинской.
«Туалет был закрыт после обеда на ремонт, – говорил степенный мужчина в сером костюме. – Мы только вечером его открыли и там… Что касается возможных версий, это дело следствия, но, несомненно, это связано с профессиональной деятельностью погибшего».
– Ларин! Вы меня слышите?
Он встрепенулся.
– Да, Эльвира Анатольевна, я готов объяснить…
– Мне не нужны ваши объяснения. Будь сейчас вал математиков, мы бы тут с вами уже не беседовали. Но пока вы учите детей в школе, где я директор, попрошу впредь строго придерживаться программы.
– Как с Успенским? – спросил Ларин и весь учительский коллектив напрягся.
Эльвира вздрогнула, словно невидимый экзекутор всадил ей в спину пару оголенных электрических проводов.
– Именно, – сказала она. – Как с Успенским. У вас хватило мужества признать ошибку в отношении нашего единственного золотого медалиста, принести ему и его родителям извинения. Никто, замечу, за язык вас не тянул.
Ларин покачал головой. Учительское мнение было, большей частью, на его стороне, все прекрасно знали, какой отморозок на самом деле Успенский-младший, да и старший тоже. То, что Ларин смалодушничал, конечно, характеризовало его не лучшим образом. Никто из присутствующих понятия не имел об истинных причинах такого поступка.
Эльвира была очень зла. Но математика среди учебного года, да еще такого безропотного, как Ларин, ей не отыскать. Поэтому она решила дотерпеть и на летних каникулах найти учителя более лояльного к главным спонсорам школы.
Завуч, Надежда Петровна Комарова, сидящая по левую руку, ближе всех к Эльвире, тяжело молчала. Выражение ее лица, насупленное, с разлетевшимися крыльями прямого и острого, как клюв у коршуна, носа была знакомо всем учителям, не предвещая ничего хорошего. Она, как преподаватель истории, прекрасно знала, о каком евнухе шла речь на уроке Ларина и причем тут вообще Византия с генералами.
Мысленно она обращалась к самой себе: потерпи еще годик и весь этот ужас закончится, ты займешь законное место, по какой-то неведомой причине до сих пор тебе не принадлежащее. Вероятно, таким образом, господь бог, в которого она уже не слишком верила, или же иные космические силы хотели проверить ее на стойкость, твердость характера, верность идеалам и веру в торжество знаний, каковых в нынешней ЕЕ школе совсем не осталось.
А еще этот Ларин.
Он так нарочно вызывающе ведет себе так, словно ему больше всех надо, чем злит Эльвиру, вызывая раскол в коллективе. Нет, не внешний, раскол внутренний, конечно же. Кто из учителей отважится высказать вслух, что думает? Кто из людей отважится в наше время высказывать собственное мнение, не рискуя быть осмеянным и преданным анафеме? Школа обнажает пороки лучше других институтов общества. Ларин, в конце концов, сдался, она понимала его, – беременная жена, зарплата никудышная, взятки дают прямо в руки – при этом нагло смеются, мол, не возьмешь, найдется кто посговорчивее.
«Последней инициативой депутата Севостьянова стал законопроект о финансовой безопасности наших граждан. Увеличивающееся благосостояние населения притягивает нечистых дельцов, которые путем различных афер, махинаций, обманом, пытаются завладеть законно заработанными средствами…» – журналист, девушка совсем юных лет, с ярко накрашенными пухлыми, как будто надутыми насосом губами, срывающимся голосом продолжала репортаж. Позади нее то и дело проезжали иномарки стоимостью сотни тысяч долларов, при этом некоторые недвусмысленно сигналили. Когда камера взяла более общий план, учителя получили возможность оценить длину ее черной траурной мини-юбки.
Песчинская рано или ошибется, – Комарова знала это абсолютно точно. Так случилось с шестерыми ее предшественниками за двадцать пять лет. Эльвира руководила третий год, перевернув вверх дном учебный процесс, превратив спонсоров в главных советчиков относительно важнейших школьных решений и, разумеется, попав к ним в кабалу.
Читать дальше