Вильям Цветков - Майнеры. Задача византийских генералов

– Да не бери ты так к сердцу, он у тебя классный, умный, добрый…

– Это все прекрасно, ты права… – вздохнула Света. – Только лучше быть змеей. В том числе и мужского пола. Змеем. Иначе всю жизнь будешь работать сторожем, имея высшее образование и диссертацию на полке.

– Не дрейфь. Я уверена, Виктор его точно уговорит. Но и ты должна постараться. Уговаривай. Воздействуй.

– Он непробиваем, ты же знаешь.

– Вода камень точит.

Вдруг телефон Светы зазвонил. Она дернулась, едва не выпустив флягу с коньяком из рук.

– Да, – сказала она в трубку, потом выслушала ответ и побледнела. – Уже иду. Бегу, бегу!

– Что такое? – Вскочила Марго. – Что-то с Евой?

– Они везут ее, они везут ее… о Господи, я как дура тут… У тебя есть жвачка?!

– Да-да, держи, – Марго начала вкладывать ей Орбит в дрожащие ладони, подушечки проваливались сквозь пальцы и падали на асфальт. Наконец, Света смогла взять одну. Руки так сильно тряслись, что она была похожа на алкоголичку в момент сильнейшего похмелья.

– Я пп… позвоню, – крикнула она не оборачиваясь. Дверь больницы захлопнулась за ней с лязгающим, бьющим наотмашь звуком.

Ларин мотнул головой. Спускаться в противогазе по узкому темному колодцу, хватаясь руками за ребристые железки, ему еще не приходилось. Он моментально вспотел так, что сквозь и без того темные стекла шлема свет вообще перестал пробиваться. Задыхаясь, Дмитрий почувствовал знакомые замирающие волны паники, спазмы как будто охватывали грудную клетку, стягивая ее обручем. Нашаривая очередную ступеньку и не обнаружив ее, он чуть не сорвался вниз. Сердце забилось так, словно в сантиметре от него промчал груженый товарный поезд.

Ларин сорвал противогаз. Мотнув головой, он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. Голова кружилась, но не от газа, а от недостатка кислорода и замкнутого пространства колодца. Вздохнув еще раз и обнаружив, что жизни ничего не угрожает, он бросил противогаз вниз. «Если газ скопился внизу, я успею его надеть, а пока лучше ползти со свободной головой», – подумал он.

Шлепок резины упавшего противогаза раздался почти сразу, – земля была где-то близко.

Он вытащил из кармана куртки фонарик. Ухватившись покрепче правой рукой за ржавую скобу, посветил вниз. Ему стало понятно, почему нога не нащупала очередную ступеньку – они попросту закончились. Ровный бетонный пол, на котором валялся противогаз, находился метрах в трех от самой нижней скобы. Высоко, но если на руках спуститься ниже, вполне можно спрыгнуть. Только как потом залезть назад?

Он замер, а мгновение спустя начал карабкаться вверх. В спортивной сумке лежал буксировочный трос от машины; привязав его к скобам, можно спуститься на руках как по канату, потом подняться тем же путем, – подумал он, кинув взгляд на часы. В десять вечера должны привезти первую партию компьютеров. Даже в миниатюрных корпусах оборудование займет как минимум четверть комнаты и хотя здесь было градусов десять тепла, не больше, он подумал, что со временем придется устанавливать дополнительное охлаждение.

Завязав конец троса петлей на трех скобах, Ларин спустился проверенным путем: теперь он стоял на последней ступеньке. Он попробовал повиснуть – трос держался, скобы не болтались, ухватившись обеими руками за крепкую парашютную стропу, он заскользил вниз.

Едва коснувшись ногами пола, Ларин замер прислушиваясь. Где-то справа или, быть может, позади, он толком не мог понять, капала вода, – негромко, через четкие равномерные промежутки.

Он постоял минуту, может, две, – ни единого шороха. Никто не окликнул его, на него не кинулись собаки, летучие мыши или приведения. Если бы не монотонный стук, тишину можно было назвать идеальной.

Тогда он включил фонарь. Широкий луч света выхватил длинную полукруглую галерею с темными арками-комнатами по бокам – плавно изгибаясь, она уходила от него в обе стороны. Высокий, почти трехметровый потолок кверху также закруглялся. Кромешная тьма, ни отблеска, ни намека на свет. И тишина. Давно, а может быть, никогда, он не слышал такой всеобъемлющей, идеальной тишины, не той, что бывает в звукоизолирующих комнатах студий, там она давящая, плотная, густая, здесь же тишина казалась свободной, разреженной, чистой.

Ларин принюхался. Ему показалось, но нет… ничем не пахло, – бетонные стены, черные кабели вдоль них, источников света нет, ни единой лампочки.

Он посветил на пол. Чистый, без окурков, шприцев, презервативов, и вообще, любых следов человеческого пребывания – ровный гладкий бетон светлого оттенка. Справа у стены он заметил сломанный деревянный ящик. Подошел поближе. Рядом валялась рабочая перчатка неопределенного возраста, обгоревший клочок газеты. Газеты.