К Тюдор - Меловой человек

А потом ты просыпаешься.

Мои глаза открыты. Это не обычное медленное, неторопливое пробуждение, о нет. Мое сердце колотится, тело — липкое и холодное от пота, такое чувство, будто в каждый глаз вставили по монетке. Меня что-то разбудило. Нет. Не так. Что-то вырвало меня из сна и вернуло в реальность.

Я оглядываю комнату. Она пустая, хотя, по сути, ни одна комната не может быть пустой в темноте. Тени прячутся по углам и выплескиваются на пол, волнуются и плещутся. Но не это меня разбудило. Такое чувство, будто всего несколько секунд назад кто-то сидел на краешке моей постели.

Я поднимаюсь. Дверь в спальню открыта настежь. Я точно помню, как закрывал ее перед тем, как лег в постель. Коридор залит бледным лунным светом, сочащимся из окна в потолке. Кажется, сегодня полнолуние. Надо же, как вовремя. Я спускаю ноги с кровати, несмотря на то, что рациональная струна у меня в голове, та, которая остается натянутой даже во сне, звенит вовсю и кричит мне, что это плохая идея, очень, очень плохая идея, может, даже наихудшая! Мне нужно проснуться. Немедленно. Но я не могу. От этого сна не очнуться.

Такие сны, как и многое другое в жизни, нужно пройти от начала до конца. Даже если я и правда проснулся, сон все равно вернется. Они всегда возвращаются, пока ты не докопаешься до их гнилого дна и не вырвешь гниль с корнем.

Я засовываю ноги в тапки и набрасываю халат. Крепко затягиваю пояс и выхожу на лестницу. Смотрю вниз. На полу грязь. И еще кое-что.

Листья.

Я быстро спускаюсь по лестнице, пересекаю холл и захожу на кухню. Задняя дверь открыта. Холодные пальцы уличного воздуха стискивают мои голые лодыжки. Но в остром свежем ночном воздухе я чую еще кое-что: мерзкую сырую вонь разложения. Я инстинктивно зажимаю рот и нос рукой и опускаю взгляд. На темной плитке кухонного пола нарисован человечек — меловая ручка указывает прямо на дверь. Ну конечно. Меловой человечек укажет путь. Прямо как прежде.

Я жду еще пару мгновений, окидываю полным сожаления взглядом кухню, а затем выхожу во двор.

Но попадаю не на парковку. Сон выдергивает меня совсем в другое место. Я в лесу. Вокруг шепчут тени, деревья постанывают и скрипят, ветки размешивают притаившиеся в темноте кошмары…

У меня в руке фонарик. Не помню, чтобы я его брал с собой. Его свет выхватывает какое-то движение на земле. Я иду вперед, стараясь не обращать внимания на бешено бьющееся сердце, и пытаюсь концентрироваться на том, как мои ноги погружаются в рыхлую землю. Не знаю, как долго я бреду, кажется, что долго, но на самом деле могло пройти всего несколько секунд. Однако у меня такое чувство, будто я уже совсем рядом. Но с чем?

Я останавливаюсь. Неожиданно лес становится реже. Я выхожу на маленькую лужайку. Я ее знаю. Это та же лужайка, с которой все и началось много лет назад…

Я оглядываюсь кругом, подсвечивая фонариком. Полянка пуста, если не считать нескольких кучек листьев. И это не шуршащие яркие листочки. Эти уже мертвы, они свернулись, сгнили и почернели. С ужасом я понимаю, что листья шевелятся. Каждый листок трясется, как в припадке.

— Эдди-и-и-и! Эдди-и-и-и!

Но это не Шон Купер. И даже не мистер Хэллоран. Сегодня у меня другая компания. Женская.

Из первой кучки листьев высовывается бледная рука — она похожа на лапу какой-то ночной твари, вышедшей из спячки. У меня в горле застревает крик.

Из другой кучи внезапно выпрыгивает нога и зарывается в почву розовыми пальцами. Нога, шаркая, подбирается к окровавленному пню и вспрыгивает на него. Наконец, последняя куча извергает голый человеческий торс — он падает на землю, катится, а затем ползет ко мне, точно гигантская человекоподобная гусеница.

Но кое-чего все же не хватает. Я осматриваюсь. Рука неспешно ползет к самой дальней куче. Сначала исчезает внутри, а затем медленно, почти величественно вынимает из листьев за волосы голову с обезображенным лицом.

«Он отрезал ей руку», — шепчет голос у меня в голове, как будто это — крайне важная деталь в гротескной мозаике.

Мой мочевой пузырь, переполненный бурбоном, расслабляется, и теплая моча струится по ноге под пижамной штаниной. Но я едва обращаю на это внимание. Все, что я вижу, — как ее голова катится ко мне по земле, опутанная собственными волосами. Я отступаю, цепляюсь ногой за корень и падаю навзничь.

Пальцы внезапно хватают меня за лодыжку. Я не могу кричать — мое горло парализовано, связки не слушаются. Рука и голова украдкой подбираются все ближе ко мне, вскарабкиваются по мокрой промежности и устраиваются на животе.