К Тюдор - Меловой человек

Гав сидит в кресле слева от него, а Шэрил справа. Мы с мамой устроились рядом с ними. Когда я усаживаюсь, мама берет меня за руку. Как в детстве. Я крепко сжимаю ее руку в ответ.

Сами похороны и служба проходят довольно быстро. С одной стороны, это милосердие, с другой — попытка показать, как семьдесят лет жизни на этой планете можно с легкостью уместить в десять минут и приправить парочкой бессмысленных рассуждений о Боге. Если на моих похоронах кто-то помянет имя Господа, от души надеюсь, что он сгорит в аду.

Кремация — это еще проще. Занавески раздвигаются, потом сходятся, и все. Не нужно топтаться в церковном дворике, нет ямы, проглатывающей гроб. Я хорошо помню, как проходили похороны Шона Купера.

Вместо этого мы выходим в сад памяти, разглядываем цветы и чувствуем себя неловко. Гав и Шэрил хотят устроить небольшие поминки в «Быке», но я не думаю, что кто-то придет.

Я побеседовал с Гавом, а затем оставил маму с Шэрил и улизнул за угол — быстренько выкурить сигаретку и приложиться к фляге. А еще — побыть немного вдали от людей.

Но, похоже, не только мне пришла в голову эта заманчивая идея. Возле ряда небольших надгробий, на которых указано, где развеян или захоронен прах, стоит Хоппо. Надгробия близ крематория всегда казались мне игрушечной версией настоящих кладбищ.

— Привет. — Хоппо поднимает голову, когда я подхожу ближе.

— Если я спрошу «Как ты?», это будет очень глупый вопрос?

— Я в порядке. Наверное. Я знал, что это случится, но к такому все равно невозможно подготовиться.

Это правда. К смерти невозможно подготовиться. Она слишком окончательна. Мы привыкли полностью контролировать свою жизнь. Менять ее. Но смерть не терпит ни рассуждений, ни жалоб, ни уговоров. Смерть — это смерть, у нее на руках все козыри. Даже если один раз и удается ее обыграть, во второй раз она этого уже не позволит.

— Знаешь, что хуже всего? — говорит Хоппо. — Я даже… облегчение чувствую от того, что ее больше нет. Что мне больше не нужно с ней возиться.

— Я чувствовал то же самое, когда не стало отца. Это не делает тебя плохим человеком. Признай, ты рад, что ее больше нет. Как и ее болезни.

Я протягиваю ему флягу. Поколебавшись, он все же принимает ее и отпивает.

— Ну а вообще, как ты? — спрашиваю я. — Как рука?

— Почти не чувствую. Но врачи говорят, что нужно подождать.

Ну конечно. Мы всегда ждем. Тянем время. А потом оно просто заканчивается.

Он возвращает мне флягу. Хотя мне и хочется выпить, я жестом предлагаю ему еще. Он пьет, я закуриваю.

— А ты? — спрашивает он. — Готов к переезду в Манчестер?

Я планирую какое-то время поработать на замене. Манчестер — отличное место. Поможет взглянуть на ситуацию издалека. Рассмотреть все подробности.

— Как раз собираюсь, — говорю я. — Хотя мне кажется, что дети сожрут меня заживо.

— А Хлоя?

— Она не едет.

— Я думал, вы…

Я качаю головой:

— Считаю, что нам с ней лучше остаться друзьями.

— Ты серьезно?

— Да.

Как бы мне ни нравилась мысль о том, чтобы начать встречаться с Хлоей, я ей в этом смысле неинтересен. И никогда не буду. Я ей не подхожу, как и она мне. К тому же теперь я знаю, что она — младшая сестра Никки, а это уже как-то неправильно. Им нужно налаживать отношения. А я не хочу стать причиной, по которой они могут испортиться.

— Так или иначе, — говорю я, — может, я скоро обзаведусь подружкой-северянкой.

— С тобой случались и более странные вещи.

— Правда?

Пауза. На этот раз, когда Хоппо протягивает мне флягу, я беру ее и делаю глоток.

— Думаю, теперь все это и правда позади, — говорит он, и я понимаю, что он имеет в виду не только меловых человечков.

— Да, наверное.

Пусть даже в нашем сюжете и остались небольшие дыры и незавершенные линии.

— Ты так не думаешь, похоже.

Я пожимаю плечами:

— Просто осталось кое-что, чего я так и не понял.

— Например?

— Ты никогда не задумывался о том, кто на самом деле отравил Мерфи? Это никак не укладывается у меня в голове. Я уверен, что это Майки отвязал его, да. Может, потому, что хотел тебя задеть. И рисунок тоже оставил он. Но я все равно не верю в то, что он его убил. А ты?

Он молчит очень долго, прежде чем ответить. На секунду мне кажется, что ответа и не последует. А затем он говорит:

— Он и не убивал. Никто не убивал. По крайней мере нарочно.

— Не понимаю. — Я неотрывно смотрю на него.

Он смотрит на флягу. Я протягиваю ее ему. Он осушает ее одним махом.

— Мама уже тогда стала немного рассеянной. Часто клала вещи не туда, куда надо, путала все. Один раз я заметил, как она насыпает хлопья в кофейную кружку и заливает ее кипятком.