Артем Римский - Пока Оно спит

Катрина отпустила мальчика, и тот быстро помчался вниз по лестнице.

Поднявшись на третий этаж, девушка отперла ключом дверь своей квартиры и, постояв десять секунд, вошла. С какой-то грустноватой и задумчивой улыбкой на лице, она прошла в кухню и принялась выкладывать на стол купленные по дороге домой продукты.

— Знаешь, — тихим голосом и все с той же улыбкой на лице заговорила Катрина, — я так обожаю эти первые осенние холодные ветра. Что-то в них есть чарующее… ну, по крайней мере, в моем понимании. Что-то необъяснимое и новое они приносят с собой каждый год. Да… вот только мы не в состоянии понять, что именно. Будто своей свежестью они хотят утолить какую-то нашу жажду, но это свежесть растворяется в наших застоявшихся и задыхающихся душах… вот это я загнула, — улыбнулась девушка, откладывая пустой пакет.

— Я оставила машину на работе, — продолжала неторопливо говорить Катрина, доставая из шкафа небольшую кастрюлю. — Хотела насладиться этим воздухом. Не знаю… может это и смешно? Но мне все равно. Что смешного, если мне нравится ветер? Да, хотела поужинать в ресторане, точнее, если честно в какой-то забегаловке, но по дороге мне вдруг дико, прям до крика, захотелось просто отварного риса с зеленью, и залить его пообильнее соевым соусом. Что может быть проще? Но ты ведь знаешь, что рис — это мой враг номер один на кухне. Поэтому вот, — девушка указала на купленные продукты. Набрав воды в кастрюлю и поставив ее на плиту, она распаковала коробку с рисом и положила один стограммовый пакетик в воду.

— Не удивлюсь, если даже в этом пакете он у меня получится сплошным белым комком. Да… это будет уже патология; даже смотреть будет стыдно, не то, что есть. Какого черта? Я ведь люблю рис, почему он меня не жалует? Тут что, нужны специальные способности? Особое отношение? Хрен с ним. Ножи совсем тупые, — продолжала Катрина, помолчав минуту и нарезая зелень. — Я так редко ем дома. Как будто сложно постоять у плиты полчаса, вместо того, чтобы таращиться в монитор компьютера. Бред какой-то. Оно же ведь, когда сам готовишь, то намного вкуснее, чем даже от шеф-повара какого-нибудь ресторана. Да… что-то я сегодня об этом на работе подумала, когда мы с Линой обедали каким-то получерствым пирогом в соседней кофейне. Хотя, скорее всего, это мне он показался таким, потому что кофе показался мне тоже похожим на коричневую кипяченую воду. Нет, я не то, что брезгую там, или еще что… просто, думаю, пару раз в неделю нужно есть что-то свое. Хотя за два года я уж точно и окончательно разучилась готовить. Наверное.

Закончив с зеленью, Катрина подошла к окну и устремила взгляд на тот самый сквер, через который недавно проходила. И хоть ответом на ее монологи было полное безмолвие и тишина, она продолжала говорить.

— Аренду сегодня заплатила. Все нормально. Сентябрь получился на удивление хорошим. Еще бы октябрь и ноябрь так, и я расплачусь за долбаный Фольксваген. Я до сих пор не врубаюсь, какой черт попутал меня его купить. Я скучаю по Мазде. Наверное, я его продам, когда расплачусь за него. Он большой и неудобный. И бесит меня. Вот так. Сегодня разбирала отчеты за прошлые года. Магазин постепенно, хоть и не спеша, но прибавляет. Наша с тобой маленькая антикварная лавка. Хоть и говорят, что я вполне потянула бы что-то посерьезней, но я и в мыслях не допускаю закрыть его. Лина меня все склоняет заняться шмотками. Какого хрена? У нее на шмотках, и я точно это знаю, помимо аренды и товара остается меньше трех тысяч. Но она всех уверяет, что у нее все отлично. Сука, — злорадно улыбнулась Катрина, — хочет, чтоб и у меня все было «отлично». Сегодня пришло двенадцать новых часов, и двое я сегодня же и продала. Еще какая-то бабка купила, наконец, эту долбаную картину с подсолнухами. Наконец. Она явно пришибленная. Первый раз приперлась ко мне два месяца назад. Говорит: «Сколько стоит»? Я говорю, что шестьдесят франков. Она отвечает, мол, дорого, если б пятьдесят пять, то еще можно. Я скинула до пятидесяти семи, она сказала, что подумает. Приходит через месяц, спрашивает: «Еще пятьдесят семь»? Говорю, что да, а она мнется и башкой машет. «Нет, дорого» говорит и уходит. Я говорю: «Ладно, вам за пятьдесят пять отдам». А она говорит, что все равно дорого. Ну, сука, думаю, иди, ищи дешевле. Думала, наверное, что я буду каждый месяц скидывать ей по два, по три франка. Сегодня приходит и говорит: «Ну что дочка, пятьдесят пять еще»? Говорю: «С какой стати? Минимум за пятьдесят семь, из уважения к вашему возрасту». Она давай хныкать, что прошлый раз за пятьдесят пять было. А я ей говорю, что закупочные цены выросли, мне тоже нужно на что-то жить и так далее. А по ней прямо видно, что старуха мерзкая и сварливая, видимо, такими методами и привыкла брать. Минут пятнадцать ныла и торговалась, но я с пятидесяти семи не сдвинулась. Любой бы другой старушке и десять франков бы скинула, но не этой. И забрала. Отсчитала пятьдесят семь и забрала. Может мне и должно быть стыдно, но мне не стыдно. В общем, на работе пока порядок, и я, в принципе, довольна. Меньше четырех тысяч франков я не зарабатываю. Нормально? Я считаю, что да. Нормально. Я помню, как мы с тобой боялись прогореть, ты все меня отговаривал, а я настаивала, хотела некой самостоятельности. На самом деле — мне было просто интересно — получится у меня или нет. Пока получается. Тысячи четыре в месяц чистыми — это неплохо. Но если верить Лине, то и две — это отлично. Вот и думай.