Стеф Хувер - Клетка [litres]

– Как-нибудь съездим еще? – развернувшись в кресле, проговорил отец.

Амелия кивнула:

– Угу.

– Ты звони, если что-то понадобится.

Она опять кивнула.

– И… – Отец поколебался. – Хочешь уйти из этой школы?

Амелия, наверное, с минуту ошарашенно на него смотрела. Размышляла: то ли не расслышала толком, то ли поняла неправильно. И вообще, это точно ее папочка? Вот сейчас, прямо перед ней. Это он?

Он. Никаких сомнений.

– Да ладно, – хмыкнула Амелия, махнув рукой. – Я уже привыкла. Здесь в принципе вполне так. Терпимо. Даже люди нормальные есть.

Сэлл не противился понести наказание. Любое не любое, но к тем «изощренным» мерам, которыми с буйством фантазии раскидывалась направо и налево миссис Пафф, парень вполне себе был готов. Да и наказания ли это? Что в следующий раз? Чистоплюйка заставит мыть пол на этаже в коридоре? Или отправит разносить подносы по столовой? Испугала бейсболиста битой!

Сэллу и дома приходилось варить для себя обед, пока мать пропадала на ранчо у одного из тех, предыдущих своих женишков или в коммунах хиппи. И со шваброй парень дружил – неудобно было перед друзьями, когда они собирались наведаться к нему в гости. Если бы не его регулярные уборки, их съемный дом в скором времени превратился бы в свалку. Горы посуды покрылись бы плесенью вместе с самой раковиной. Плетеный ковер-циновка насквозь пропитался бы кошачьей мочой. Куцые шторки на окнах, заплеванные ошметками еды, заляпанные брызгами напитков и просмоленные никотином дочерна, намертво приклеились бы к стенам. А диван с вытертой до дыр обивкой когда-нибудь прикончил бы своих нерадивых хозяев, выпустив в зад каждого по заржавелой пружине. Им бы хватило сполна!

Но дом выглядел более или менее прилично. Посуда хоть и не мгновенно, но мылась – обычно к вечеру, когда хотелось жрать, а было не из чего. Ковер и шторы Сэлл стирал раз в год – перед Рождеством. А диван… На новый диван он заработал. Сам! В свои тогда еще шестнадцать. И если у кого-то конюшня ассоциируется с мерзостью, вонью и полнейшим дерьмом, то пусть сначала хлебнет того же дерьма от жизни, а уж потом Сэлл сможет с ним поговорить на равных, по душам.

После драки на модуле Мелларка парня заперли ненадолго. Нет, вообще-то на сутки, оставив без еды и воды. Но…

Ночью объявилась Амелия с какой-то стремной железякой в руках. Уж как она ею раскурочила замочную скважину, Сэлл даже спрашивать не стал – любопытство с ключевым словом «как» было переплюнуто удивлением с более важным «кто». Он даже рассмеялся в голос при виде девушки с повадками вора, которая со знанием дела открыла дверь и тихонько прокралась к его кровати, хорошо ориентируясь в полумраке, – наверное, жилые комнаты были все как под копирку, одинаковыми.

– Ну че ты ржешь? – хохотнула Амелия и присела на краешек кровати. – Рассказывай! – улыбнулась она, щурясь от света фонаря, который вспыхнул внезапно за окном и осветил ее лицо.

Сэлл закинул подушку за спину, устроился удобно, полусидя, и уставился на гостью, которой, кажется, был искренне рад.

Да какое веселье? Какая улыбка? Девушку явно что-то беспокоило.

– Что рассказывать? – повел плечом парень. – Разве что-то случилось? – И еще пристальнее посмотрел на Амелию.

Неизвестно как – может быть, на интуитивном уровне – Сэлл почувствовал или даже сумел разглядеть серые нити, которые опутали ее лицо, шею, руки, завязались в тугие узлы, оставили глубокие следы на коже, превратились в удавку. Еще чуть-чуть, и девушка закричит, задергается, расплачется. Но такие, как Амелия, – не плачут. И все же кто сказал, что они не имеют права слова для того, чтобы просто выговориться?

– Вижу, случилось, – кивнул Сэлл. Сначала отвернулся к стене, хмыкнул в сторону, а потом подался немного вперед и взял девушку за руку: – Вываливай!

Сжал Амелии ладонь так, что самому стало горячо. И отчего-то парню вспомнилась его собственная мама. Нет, не та женщина с хрипловатым голосом, в неприличных шортах, открывающих целлюлитные ляжки, и в короткой облегающей маечке без бюстгальтера, которая смолит сигару за сигарой и ржет погромче лошади, отзываясь на любые дебильные шуточки вштыря. Совсем другая, из прошлой жизни – принцесса-бесприданница, леди-без-состояния, аристократка из трущоб, мама . Мама, которая шептала часто: «Я с тобой, сынок», «Ты – мое настоящее», «Все у нас будет замечательно»; качала сына на руках, пела колыбельные, давала горькие пилюли, если тот болел, теплыми губами целовала лоб, каждый день интересовалась: «Как настроение?» – и не увлекалась спиртными напитками, как теперь…