Стеф Хувер - Клетка [litres]

И что за бред, будто в его подвале еще кто-то есть? Он бы просто не смог попасть туда.

Я усмехнулась и встала на четвереньки. Перед глазами все поплыло, потом потихоньку пришло в норму. Паук убежал, решив, что я слишком большая для жертвы. Правильно. Иди жри мух, пока кто-нибудь не сожрал тебя! Или не смахнул пылесосом.

Справившись с головокружением, я поднялась на ноги, оперлась на спинку стула и снова замерла, пока кухня в очередной раз не перестала напоминать карусель. Надо поесть. Кажется, у меня есть бульон?

Да, кастрюлька нашлась в холодильнике. Поставила ее на газ, заедая приступ тошноты ломтем хлеба. Наверное, зря? В итоге, налив бульон в тарелку, решила отнести Шону. Может, у него просто нет сил? А прозрачный, наваристый бульон – самое то.

Чуть пошатываясь, спустилась по лестнице. Край тарелки обжигал пальцы. За дверью по-прежнему ни звука. Открыла кошачий лаз, просунула угощение.

– Кушать подано, сэр, – не смогла удержаться от язвительного тона, но лишь затем, чтобы чувствовать себя увереннее.

О! Кажется, зашевелился. Тарелка шкрябнула о стену, и звук отдался в зубах.

– Спасибо, – через силу, нехотя, едва пробивая толщину двери.

Позже я принесу еще. Сейчас ты не готов для рая. А из ада ты уже сбежал. Там тебя плохо охраняли, Шон.

Это случилось через год после того, как умерли родители. Летом. Бабуля вышла замуж, и не просто так – в Париж. Мы получали открытки с Эйфелевой башней и розами. Ло тут же выкидывала их в мусорное ведро и раздражалась ото всего, что могло отвлечь ее от подготовки к экзаменам.

Я не смотрела телевизор. Не слушала радио. Не гремела кастрюлями. Не мыла полы. Не…

Впрочем, это слишком скучно – перечислять все, чего я не делала. Гораздо проще сказать, что именно в тот период я проиллюстрировала свою первую книгу, хотя, рисуя, боялась услышать: «Ли! Твой карандаш чересчур царапает бумагу!»

Когда сестра ушла в библиотеку, я прямо вздохнула свободнее: залетала по дому вольной птицей, нарочно топала и хлопала дверями, врубила радио и вопила вместе с ним. Поэтому я не услышала, как кто-то пришел. Пока снизу не донесся голос…

У меня все похолодело! Это было очень легкомысленно – не запирать входную дверь на замок. Особенно если ты осталась одна дома. Особенно если гость – Шон.

– Есть кто живой?

Может, и правда надо было притвориться мертвой? Лечь в кровать, застыть в неподвижности, сложить руки на груди, перестать дышать. Я же видела мертвецов в гробу: Патрика, мать, отца… Смогла бы притвориться.

Но я вышла к нему навстречу. Встала, глядя сверху, с лестницы, на ненавистного мне человека.

– Чего тебе? – Я старалась говорить так, как говорила со мной в тот период Ло, бросая слова, словно камни в колодец.

– Приехал навестить любимых сестричек. – Он сомневался, присматриваясь и не делая ни шагу наверх.

Спасибо, Боже! Он сомневался, я это или моя сестра.

– Навестил? Теперь скатертью дорога.

– Я еще не видел… – Шон сделал слишком долгую паузу, просто пожирая меня глазами.

Нельзя было допустить, чтобы он понял, что перед ним стою именно я.

– Ли в библиотеке. Но она вряд ли тебе обрадуется.

Мне надо было избегать длинных фраз! Потому что кузен вдруг хохотнул, буквально взлетел ко мне по ступенькам и впился пальцами в плечи:

– Хороша! Ты так и не оставила детскую привычку морочить голову?

Едва почувствовав прикосновение его рук, я оцепенела. Шон, словно паук, опутывал меня паутиной своих слов, горящим взглядом и усмешкой.

– Так говоришь, Ло в библиотеке?

– Ли, – пискнула я в тщетной попытке обмануть.

– Не-ет! – Шон притянул меня к себе так, что стало трудно дышать. Я чувствовала, как его рука шарит по моему телу. – Тебе почти удалось. Почти. Но ты ведь моя девочка, и я всегда тебя узнаю. Соскучилась по любимому братику?

Чем больше я пыталась вырваться, тем больше он усиливал хватку и распалялся. Одна в доме, я казалась ему желанной добычей. Воображение кузена явно рисовало извращенные картинки, подобные тем, что были в его книге. Мне бы закричать, но из горла вырывался лишь едва слышный хрип.

– Господи! Ли!

Мы оба не услышали, как вернулась Ло.

Я лишь уловила движение, а потом на голову Шона обрушилась тяжелая ваза. Он тут же обмяк, покачнулся и полетел вниз по лестнице. Сестра только посторонилась, а потом крепко прижала меня к себе.

– Тише, тише… – Она гладила меня по голове, как маленькую девочку, пока я содрогалась в рыданиях. – Все хорошо. Сейчас мы вызовем полицию. Они закроют этого ублюдка на тысячу лет и один день, и мы думать о нем забудем.