***
Это случилось осенью 1664 года. Моя сестренка вышла замуж за достойного молодого человека (кстати, цветочника) и обещала быть счастливейшей женщиной на свете. Но пробыла таковой всего лишь несколько месяцев… из-за меня.
Дело в том, что в середине ноября в Лондоне произошло убийство: погиб один из самых богатых купцов города. Его обнаружили в кабинете собственного дома. Следов ограбления не было, свидетелей, разумеется, тоже, толковых показаний от прислуги и знакомых добиться не удалось и поиски убийцы, мягко говоря, затянулись. Но однажды (как оказалось, к несчастью) я заметил, сколь странно реагирует на мои рассказы о расследовании сестрин муж. У меня возникли подозрения, я стал чаще говорить при нем об этом преступлении и наконец, он не выдержал, и, улучив момент, когда мы остались с ним наедине, поведал мне… всё.
Оказалось, что он познакомился с тем купцом совершенно случайно: просто доставлял цветы на какой-то его праздник и тому вдруг вздумалось пригласить цветочника к столу, а там, скучая поглядывая на окружающих, признался:
— Как же мне надоело, что все лебезят передо мной и угождают мне. Порой даже хочется поменяться с ними местами.
— Вы хотите познать страдание и унижение!? Всерьез ли вы говорите это? — удивился муж моей сестры, но скоро понял, что сея причуда накрепко засела в голове разбалованного самодура.
А мой новоявленный родственничек, надо сказать, был тем еще романтиком… безнадежным!… и недавняя женитьба только возвела этот его недуг в степень: он додумался дать богатею совет.
— Тогда вам нужно по-настоящему влюбиться, — говорил он купцу. — Если хотите унижения, влюбитесь в такую женщину, что сразу поймет все преимущества, которые даст ей ваше чувство, и обретет над вами власть подобную той, что дается вам богатством — мираж, чарующий многообещающим видом, но пустой по сути, — ибо она будет только использовать вас. Если же хотите страдать, вам нужна женщина небогатая, но чуждая алчности и зависти; безвестная, но чуждая тщеславию; женщина гордая и неприступная — женщина, чьи чувства отданы другому. И коль уж вам повезет влюбиться в таковую по-настоящему, то вы узнаете, что значит страдать.
Купец молча выслушал цветочника и продолжал молчать после того как тот закончил.
— Так чего вы хотите? — на беду спросил муж моей сестры после непродолжительной паузы.
— Даже не знаю, — тем же скучающим тоном отозвался купец. — А что вы мне посоветуете?
И тогда цветочник испытал к нему чувство жалости, которое мог испытать только счастливо женатый человек к тому, кто не познал даже влюбленности.
— Страдание, — сказал он, — оно облагораживает.
— И что? — спросил я, не найдя в услышанном повода для убийства.
— А то, что через две недели я узнал, будто тот самый купец сильно досаждает своими ухаживаниями одной замужней женщине, — ответил сестрин муж с непонятной мне тогда болью, — и понял, какую сделал глупость. Я пошел к нему в дом, чтобы поговорить с ним: объяснить, что дал ему дурной совет, что его навязчивость предосудительна. Но он не стал меня слушать — он, словно бы обезумел и… В общем, я совершил ошибку, повлекшую за собою несчастье, и, дабы исправить ее, был вынужден совершить другую — я… убил его.
Так сестрин муж повинился передо мной. Потом он, разумеется, говорил, что все, — с самого начала, — было одной большой ошибкой, что он жалеет о случившемся и во всем раскаивается, но мне претила даже мысль о том, что рядом с моей сестрой будет жить убийца, и… на следующий день я арестовал его.
Сестра умоляла меня дать ему шанс искупить вину, она просила предоставить ему возможность бежать, но я только сильнее презирал и надежнее запирал его. И ни один мускул не дрогнул на моем лице, когда я сопровождал его на эшафот, где ждала цветочника намыленная пеньковая веревка. Однако самое ужасное оказалось в том, что только после казни мне стало известно, что предметом вожделения убитого им купца была, ни кто иная как моя сестра.
Подумать только, я то считал, будто отдавая долг справедливости, тем самым защищаю и доброе имя своей сестры, а оказалось, что гораздо больше об этом позаботился ее муж. Я же сделал только хуже, «заклеймив» ее вдовою убийцы.
С тех пор сестра не желает меня видеть. Даже в тяжелые времена чумы она не позволяла мне оказывать ей помощь. А после эпидемии я и вовсе видел ее всего единожды, — издали, ибо побоялся приблизиться к ней, — но зато так я узнал, что она выжила. — Дэве горестно усмехнулся. — И это все что мне теперь дозволено в отношении сестры — только лишь знать, что она жива.
Читать дальше