Антуан д'Эстет - Flamma

— О-о не беспокоитесь, — усмехнулся Мортимер; и по тому как самоуверенно он это сделал, архидьякон понял, что имеет дело с более чем достойным противником, — я объясню… Так уж получилось, что смерти Алджернона Пичера и Маркоса Обклэра (имена которых нынче всем известны) привлекли к себе чересчур пристальное внимание жителей Лондона, а из-за этих злосчастных жемчужин, больной фантазии дурака Хувера и вашего, — он слегка поклонился словно отдавая архидьякону должное, — тонкого намека в Уайтхолле на причастность к убийству Пичера некоей секты, все! подобные нашему, общества, теперь подозреваются в такой невразумительной глупости, как ритуальные убийства.

Люциус огромным усилием воли подавил на своих губах довольную улыбку: именно на такое настроение горожан он и рассчитывал.

«Однако Мортимер должно быть неспроста заговорил об этом» — подумал архидьякон, глядя на умное лицо собеседника; и довольство уступило место напряжению: — «К чему он клонит?».

— И по какой-то злой иронии, — продолжал Мортимер, — название нашей организации, в этой связи, упоминается чаще других. Само собой, нас это… беспокоит.

Люциус бросил на «отверженного» тяжелый взгляд; он никак не мог угадать, к чему подводит его Мортимер и испытывал по этому поводу чувство сильнейшей досады.

— Я все равно не понимаю вас, — сказал он и, решив не затягивать этого разговора, добавил: — Чего вы хотите?

— Справедливости, — коротко отозвался сектант. — Ведь мы оба знаем, кто на самом деле! совершил эти убийства.

«Так вот оно что!», — не проявляя ни малейших признаков волнения или страха, подумал Люциус. — «Впрочем, ты лишь подтвердил то, о чем я уже догадывался из вашей записки Вимеру».

Действительно: уже тогда он был поражен тем, как скоро «Отверженные» узнали о смерти Обклэра, и сделал соответствующие выводы.

«Но самого главного ты мне не сказал…» — продолжал размышлять архидьякон, прожигая своего собеседника испытующим взором: — «Чего ты все-таки хочешь?».

Мортимер спокойно смотрел на молчавшего архидьякона и, не мешая ему думать, терпеливо ждал продолжения беседы.

— Тогда почему вы пришли ко мне? — спросил, наконец, Люциус, имея в виду то, что подобная информация заинтересовала бы и полицию.

Губы Мортимера скривились в лукавой ухмылке.

— Мы просто не терпим лжи, — начал он, — и…

Тихий смех архидьякона, вызванный этой фразой, прервал его.

— Уж не собираются ли «Отверженные» меня усовестить и склонить к добровольному признанию? — с мрачной язвительностью и каким-то особым (почти презрительным) упором на слово «отверженные», проговорил Люциус.

Однако сектант не оценил сарказма.

— Вы не дали мне договорить, господин Флам, — произнес он. — Мы не терпим лжи, и хотим, чтобы слухи… — Мортимер сделал паузу и выразительно взглянул на священника, — стали правдой.

Архидьякон удивленно вскинул брови.

— А для этого, — заключил «отверженный», — вы должны вступить в наше общество.

Удар, вследствие его непредсказуемости, оказался поистине ошеломляющим. Люциус предвидел всё, включая шантаж и разоблачение, но того что дело примет такой оборот он не ожидал.

— Значит, если я откажусь, вы донесете на меня? — задумчиво пробормотал он, решив уточнить, какой характер несет это требование; и по ответу Мортимера…

— Нет, — просто сказал ему сектант. — Но вы согласитесь.

…понял, что не ошибся: это не шантаж — это предложение.

«Но если не раскрытием моей тайны, — подумал Люциус, — то… как иначе можно заставить меня принять такое предложение?».

Он надеялся услышать от «отверженного» разъяснения по этому вопросу, но Мортимер сказал уже все что хотел. Он повернулся, собираясь уходить, и даже сделал несколько шагов к выходу из Собора… но, все же, вдруг остановился.

— Кстати, — сказал он, словно что-то припомнив. — А почему вы оставляли на телах убитых черные жемчужины?.. Они ведь очень дороги.

— Я не оставлял их, — отозвался священник, неприятно удивившись тому, что Мортимеру это неизвестно.

Сектант засмеялся, но спорить не стал.

— Пусть так, — согласился он. — Тогда я поставлю вопрос иначе. Как вы считаете: почему на телах погибших были обнаружены именно черные жемчужины?

Архидьякон нахмурился. Он и сам не раз думал об этом. И зная (в отличие от горожан), что сектанты не имеют никакого отношения к убийствам, был в еще большей растерянности, чем все остальные. Правда, его больше интересовало, кто оставляет жемчужины, а не почему они черные. Но и на этот счет у него, все же, было одно предположение.