Себастьян Фитцек: Отрезанный [litres]

– Брось нож на пол! Немедленно брось на пол!

Пауль посмотрел на полицейского и почувствовал, что гнев медленно оставляет его, и к нему возвращается все подчиняющая себе боль.

– Я не могу, – прохрипел он.

«Какое наказание ожидает преступника, вынужденного совершить убийство?» – мысленно задал себе вопрос Херцфельд и в этот миг увидел возникший перед ним образ Швинтовского, кивавшего ему.

Да, Пауль понял урок, который тот хотел ему преподать. А урок этот заключался в том, что иногда необходимо отступать от действующих правил, чтобы сделать что-то по-настоящему правильное.

– Пожалуйста! Не делайте этого! – донесся до него голос Ингольфа.

– Вы испортите себе всю жизнь! – пытался увещевать его Бандрупп.

– Оставь все как есть! Это все равно ничего не даст! Ты не почувствуешь себя лучше после этого! – заклинала его Линда.

– Я знаю, – кивнул в ответ Херцфельд.

В тот момент он вновь увидел измученное лицо Ребекки, кровь у нее между ног и то выражение глаз, когда она вспомнила, кем была, и поняла, что у нее остался только один шанс покончить со всем этим. Один шанс, как и у него сейчас.

В голове у Херцфельда внезапно зазвучали голоса доведенных маньяком до самоубийства детей, и он, отбросив последние колебания, перерезал Задлеру горло.

Три недели спустя

«Чем дороже отель, тем толще ковры», – подумал Херцфельд, у которого возникло ощущение, будто он идет по какой-то губке.

Пауль Херцфельд шел по коридору, и его ботинки бесшумно утопали в ковровом покрытии, ворс которого был таким высоким, что он вынужден был поднимать ноги, будто шагал по залитой водой береговой полосе во время прилива. При этом профессор начал обливаться потом, но не из-за физической нагрузки, а из-за продолжавшего побаливать шрама, который оставил ему Задлер. Врачи сказали, что отныне при любых нагрузках, будь то поднятие тяжестей, занятие спортом, подъем по лестнице или, как сейчас, просто при глубоком вздохе боль будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь.

Пауль остановился и прижал ладонь к пульсирующему рубцу над пупком, борясь с желанием развернуться и уйти. Отполированные до блеска латунные таблички на стенах указывали, что номер 4011 находился в самом конце коридора высококлассного отеля «Хаятт», располагавшегося на Потсдамской площади. Хорошо еще, что у Херцфельда не было с собой чемодана, ведь при таком высоком ворсе коврового покрытия колесики на нем оказались бы бесполезными – они бы просто застряли.

4003, 4005, 4007… Пауль мог не обращать внимания на нумерацию дверей. Нужную он все равно бы не пропустил. Она находилась на очень большом отдалении от лифтов, была раза в два больше остальных и обрамлена пышными букетами цветов.

Херцфельд понюхал розу, аромат которой все же не смог перебить запах дорогого освежителя воздуха, впитавшийся в панели из ценных пород дерева и распространявшийся во всем комплексе зданий по системе принудительной вентиляции. Этот запах чувствовался даже на улице перед входом в отель.

Он хотел было постучать в дверь, но тут ему в глаза бросилась круглая кнопка, располагавшаяся рядом с прорезью для карточки электронного ключа. Пауль нажал на нее, и за дверью послышалось приглушенное жужжание.

– Рад, что вы приняли мое приглашение, профессор! – сияя широкой улыбкой, заявил Ингольф фон Аппен.

Ингольф, должно быть, ожидал прямо за дверью, – настолько быстро он открыл ее. Фон Аппен-младший пожал Херцфельду руку, и его щеки при этом от волнения начали покрываться пятнами.

«Если бы он был собакой, то для приветствия наверняка уперся бы передними лапами мне в грудь и возбужденно завилял хвостом», – подумал Херцфельд.

– Не желаете снять с себя верхнюю одежду? – прямо на пороге спросил его Ингольф.

Херцфельд с изумлением огляделся. Холл при входе в номер был гораздо больше, чем прихожая во многих частных домах. Без сомнения, номер 4011 являлся не обычным гостиничным номером, а анфиладой из комнат. Одна только гостиная, в которую привел его Ингольф, раза в два превосходила по площади обычный номер в отеле. Бросались в глаза обеденный стол, мягкий уголок и огромный плазменный телевизор, на котором можно было бы спокойно играть в настольный теннис, если расположить его горизонтально. В тот момент на антибликовом матовом экране беззвучно мелькала реклама пива.

Пауль насчитал четыре двери, которые выходили из гостиной. Одна из них оказалась открытой и вела в ванную комнату, которая могла бы удовлетворить амбиции даже римского консула. Отделанные мрамором кремового цвета стены великолепно сочетались с основным тоном внутреннего оборудования этого шедевра строительного искусства.