Себастьян Фитцек - Отрезанный [litres]

«Какое страстное желание я испытал, глядя ему в глаза в тот момент, когда он почувствовал нож и понял, что сейчас умрет», – подумал маньяк, все еще ощущая сильнейшее сексуальное возбуждение.

Он находился уже на полпути к лифтам, когда на лестнице, ведущей наверх, послышались тяжелые шаги. Затем они вроде бы стали отдаляться, но Задлер на всякий случай спрятался в коридоре за шкафом для медикаментов. Он понятия не имел, куда теперь направиться. Маньяк понимал только, что в клинике, где все стояли на ушах, ему оставаться было нельзя.

«А как все замечательно складывалось, – злился Задлер. – Для полиции к моменту ее прибытия сюда ответы на все вопросы имелись: Тевен? Мертва! Задлер? Мертв! И два трупа в морге это подтверждали!»

Конечно, рассуждал маньяк, тот, кто видел запись самоубийства Швинтовского, мог удивиться и спросить: «А куда девался труп? Почему этот придурок больше не болтается в петле на чердаке дома судьи?»

И все же такая постановка вопроса, по мнению Задлера, заметно отличалась бы от ситуации, которая стала складываться по вине этого Херцфельда. Теперь, когда в морге будет обнаружено его бездыханное тело, копы наверняка примутся прочесывать остров в поисках сбежавшего убийцы и исчезнувшего трупа.

«Проклятье!» – подумал Задлер и грязно выругался.

Шаги действительно стали тише, но зато заработал лифт. И было непонятно, ехал ли он вверх или вниз?

Времени на то, чтобы подойти к лифту и посмотреть на табло для определения направления его движения, у Задлера уже не оставалось – чтобы ловушка не захлопнулась, ему пришлось выйти из тени шкафа для медикаментов и направиться к лестнице. Он должен был во что бы то ни стало добраться до нее до того, как двери лифта откроются.

Маньяк уже собирался припустить бегом, как вдруг почувствовал на своем затылке чье-то горячее дыхание.

«Какого черта…» – подумал он и обернулся. И в этот миг в его голове произошел взрыв.

На этот раз все было иначе, чем тогда, когда ему пришлось драться со строительным рабочим. Теперь он сломал себе нос. И все же, когда от удара головой по лицу Задлера у него расплющилась носовая кость, боль при этом оказалась не такой сильной, как еще недавно, когда, не задумываясь о последствиях, он вытащил нож из своего живота.

Получив удар в живот, Херцфельд не закричал, а сразу же потерял сознание, но всего на несколько секунд. Затем в голове у него щелкнуло, как будто кто-то переключил выключатель, и его обуял неконтролируемый гнев, который подчинил себе все действия и чувства Пауля. Эта дикая ярость, походившая на извержение вулкана, и подняла профессора на ноги.

По идее, учитывая огромную кровопотерю, Херцфельд с каждым мгновением должен был становиться все слабее, но гнев сотворил настоящее чудо, вдохнув в него недостающие силы.

После первого удара в голову Задлер отшатнулся назад и, не найдя точки опоры, рухнул на пол. Из разбитого носа у него потоком хлынула кровь, но маньяк лишь тупо уставился на Херцфельда, как будто тот воскрес из мертвых.

– Я убью тебя! – вне себя выдохнул Пауль и нанес насильнику сильнейший удар ногой под дых.

Задлер скрючился, и из его рта без языка вырвался гортанный звериный рык. Тогда Пауль нанес ему еще один удар ногой, от которого Задлер ударился головой о стену. Раздался такой звук, как будто кто-то сломал сухую ветку. Но Херцфельд из-за гула в голове его не услышал.

В мозгу у Пауля раздавался настоящий гвалт голосов. Он слышал крик Мартинека, обвинявшего профессора в том, что он вторично убил его Лили, и клявшегося, что заставит Херцфельда понять, что значит потерять собственную дочь.

«О да, Свен! Ты показал мне, что это значит!» – мысленно признался Пауль.

Он еще раз ударил Задлера ногой в живот и услышал голос Ребекки, выкрикивавшей свое имя и фамилию, перед тем как из-за страха перед новыми невыносимыми мучениями она покончила с собой. Тогда Пауль схватил садиста за волосы, приподнял ему голову и нанес удар коленом в лицо. Гортанные крики Задлера не смогли заглушить голос Ханны, которая повторяла: «Я ненавижу тебя!»

Вне себя Херцфельд зажал голову маньяка между своих колен и приставил нож к его горлу. При этом он допустил непоправимую ошибку, задержав свое последнее движение, чтобы глубоко вздохнуть. В ту же самую секунду взгляд у Пауля прояснился, с его глаз спала пелена, и он увидел стоявших перед собой Линду, Ингольфа и Бандруппа.

Они вышли из лифта в сопровождении двух наконец-то прибывших на остров с материка полицейских, чтобы, скорее всего, сопроводить их в помещение морга, где лежали найденные трупы. Трудно сказать, сколько времени они уже стояли так, наблюдая за его действиями и пытаясь с ним заговорить. При этом один из полицейских вытащил свое служебное оружие и, направив пистолет на Херцфельда, проревел: