Андреас Грубер - Сказка о смерти [litres]

– Судья Бек мертва, – без каких-либо эмоций перебил ее Снейдер.

– Если вы к директору, то он разговаривает по телефону.

– Если он не дурак, то с адвокатом. – Снейдер одарил ее своей презрительной улыбкой. – Подождите снаружи! И никого к нам не впускайте.

– Но я…

– Немедленно! – Снейдер откинул полу пальто, чтобы был виден его пистолет в кобуре.

Морена поднялась.

– Как хотите! Но я проинформирую службу безопасности, – пробурчала она, протискиваясь мимо Снейдера и выходя из кабинета.

После того как она закрыла за собой дверь и Сабина со Снейдером остались вдвоем, он протянул ей пару наручников.

– Держите. Вам предстоит провести арест.

Сабина с удивлением взглянула на него.

– А ордер у вас есть? – Все это казалось ей слишком поспешным и непродуманным.

– Он нам не понадобится. – Снейдер открыл дверь в кабинет Холландера и вошел внутрь.

Холландер вальяжно развалился за письменным столом, положив ноги на комод, и разговаривал по телефону, повернувшись к ним спиной и глядя в окно. Снейдер молча заблокировал ручку двери, подставив под нее стул для посетителей.

В это время Холландер опустил ноги, развернулся на кресле и недоуменно уставился на Снейдера.

– Вы?

Снейдер подошел к нему, выхватил из руки телефонную трубку и со всего размаху опустил ее на аппарат.

– Можно минуту вашего внимания?

– Что вы задумали? – проворчал Холландер и посмотрел на подставленный под дверную ручку стул. – Вы никогда не соблюдали правила – и, честно говоря, ничего другого я от вас не ожидал.

– А ведь при этом можно подумать, что мы похожи, мы ведь отстаиваем одинаковые взгляды: общество необходимо защищать от отдельных людей. – Снейдер перегнулся через стол. – Но я спрошу вас: кто защитит отдельных людей от общества?

Холландер сверкнул на него глазами.

– На что вы намекаете?

– Ваш предшественник был неподкупен и отвергал все попытки графа Эриха фон Кесслера. В отличие от вас.

– Черт возьми, о чем вы говорите?

– Я говорю о неплохом дополнительном доходе, который вы скрываете от трех бывших жен, которые уже много лет вытягивают из вас последние деньги.

– Красивая теория!

– Ирена Эллинг раскрыла, что творилось в вашей тюрьме. Пять тысяч евро за каждый синяк, десять тысяч евро за ушиб, сто тысяч евро за прерывание психотерапии ввиду агрессивного поведения, – перечислял Снейдер. – Что вы сделали с тремя миллионами, которые Эрих фон Кесслер выплатил вам в течение трех лет?

– Завидуете, потому что сами получаете в БКА мизерную зарплату? А теперь я вам кое-что скажу. – Холландер выпрямился в кресле. – Возможно, деньги портят характер, но их недостаток ни в коем случае не делает его лучше.

– Часть денег так же получили судья Бек и судебный психолог Ашенбах, верно?

Холландер засмеялся.

– Вероятно, чтобы Ашенбах написала соответствующее заключение, а Бек запретила вам здесь появляться? Вы так это себе представляете в своем мирке? Продолжайте фантазировать! Какое еще преступление я совершил?

– Скажите мне сами!

– Я понимаю, вы взволнованны. Я слышал, что вы наконец-то поймали этого подонка Пита ван Луна. Почему это заняло столько времени?

– Подонка? – У Снейдера дернулась бровь. – De mortuis nil nisi bene.

– О мертвых либо хорошо, либо ничего? Я вас умоляю! Даже если речь идет об убийце женщин?

– Вы должны знать, каково это – быть убийцей женщин.

Холландер вскочил.

– С меня хватит. – Он указал на дверь. – Немедленно покиньте мой кабинет! Оба!

У Сабины участился пульс.

– Снейдер! – шикнула она. – Уходим! – Похоже, до ареста дело не дойдет. Она обратилась к Холландеру: – Он много чего пережил за последнее время и еще не в себе.

– Я знаю, что вы распорядились пытать Пита и убили Ирену Эллинг, – заявил Снейдер.

– Звучит интересно, что вы там якобы раскрыли. Но вам никогда этого не доказать! Разрешите немного помочь вам с юридической казуистикой? Правда – не то, что произошло, а то, что можно доказать. Как жаль, что ваши единственные свидетели Ашенбах, Эллинг, Бек и Кесслер мертвы!

– Ваше счастье. – Снейдер не спускал с Холландера глаз. – Я хотел помириться со своим сыном, но вы все разрушили. Из алчности и потому, что Кесслер хотел помешать переводу Пита в другую тюрьму, смягчению режима и, возможно, освобождению через двадцать пять лет, в случае примерного поведения.

Холландер самодовольно рассмеялся.

– Вы обвиняете меня в том, что я не помог раскрыться его потенциалу?