Андреас Грубер - Сказка о смерти [litres]

– У вас в детстве были светлые локоны? – крикнула она через открытую дверь в сад.

Снейдер не ответил.

– Вы красите бакенбарды в черный цвет?

– Если вы расскажете это хоть кому-нибудь в БКА… – услышала она голос Снейдера снаружи.

«Я вас убью» , – мысленно закончила Сабина фразу. Она слышала, как он гремел замком на сарае.

– Я никому не скажу, Сомерсет! – крикнула она.

– Очень вам советую, Белочка, – тяжело дыша, ответил он.

Отец Снейдера в элегантной темной тройке выглядел как настоящий джентльмен. По крайней мере, у отца и сына был одинаковый вкус. Но у старшего Снейдера глаза добрые и теплые, а у матери, наоборот, строгий взгляд. Ее волосы были собраны в тугой узел. Выражение лица напоминало Сабине кого-то, как и светлые густые волосы, веснушки и крепкая комплекция. «Черт возьми, на кого походила эта женщина?»

– Идите сюда! – вдруг крикнул Снейдер из сада тоном не терпящим возражений.

Сабина отодвинула занавеску и вышла наружу. Трава на лужайке была такая же высокая, как и перед входом, и уже покрылась вечерней росой.

Снейдер стоял перед деревянным сараем в свете желто-оранжевой лампы под козырьком крыши. По дороге к сарайчику Сабине в нос ударил мерзкий запах, как от мертвых животных. На ферме у бабушки она часто находила во дворе дохлых мышей и крыс, которых кошки прятали за поленницей. Такой же запах стоял и здесь… только более сладковатый, и Сабина знала, что это означает.

Снейдер вытащил латексные перчатки из кармана пальто и надел их. Это тоже был дурной знак. Он снял взломанный замок с засова и толкнул ногой деревянную дверь, которая со скрипом отворилась внутрь.

Теперь вонь усилилась, стала как с мусорной свалки. Но Сабина ничего не могла разглядеть, потому что ее ослеплял фонарь над входом. К тому же из сарая доносился тихий треск. Она вопросительно посмотрела на Снейдера, но тот не заметил ее взгляда. Его лицо было напряжено.

Снова раздалось потрескивание и пощелкивание… словно кто-то опустил иглу на грампластинку. Неожиданно в сарае заиграла музыка. Сабина инстинктивно метнулась вправо и прижалась к деревянной стене. Снейдер стоял по другую сторону от входа.

Их взгляды встретились. Она жестом показала, что собирается позвонить. «Я запрошу помощь?»

Он помотал головой. Этот упрямец хотел рискнуть в одиночку.

Тут грянул струнный оркестр. Сабина вздрогнула. В следующий момент запел хор.

Девятая симфония Бетховена.

«Что, черт возьми, здесь происходит?»

Снейдер нащупал на стене за дверной рамой выключатель и включил свет в сарайчике.

Сабина увидела на полу проигрыватель с двумя колонками. Провод вел к распределителю с тумблерным переключателем. При открытии двери подставленная палка нажимала на тумблер, и проигрыватель автоматически включался.

– Вы можете выдернуть кабель и выключить музыку? – крикнула Сабина.

Снейдер помотал головой.

– Он хотел, чтобы мы это услышали.

Он?

Снейдер мог иметь в виду только Пита ван Луна.

– И вы сделаете ему такое одолжение?

– Только так я могу выяснить причину этой инсценировки.

Он вошел в сарай.

Сабина последовала за ним, но в следующий момент отшатнулась. Не из-за невыносимого запаха. Не из-за крови. Не из-за трупа. А из-за распахнутых в ужасе глаз семидесятилетней женщины с длинными светлыми волосами.

В центре сарая с потолка свисала тусклая лампочка. Прямо под ней располагался труп. Сцена из ужасного спектакля.

Обнаженная женщина сидела на деревянном бочонке. Судя по ввалившемуся лицу, зеленоватому оттенку кожи, запаху, выступившим венам и раздутому от газов телу, она умерла как минимум четыре дня назад. Ссадины на лице и запястьях указывали на то, что ей связали руки и заткнули рот кляпом. Но сейчас веревки и кляп отсутствовали. Только сзади к бочонку была прибита доска, к которой был прислонен труп и зафиксирован на уровне шеи клейкой лентой так, чтобы не мог опрокинуться.

На дальней стене сарая висело синее шерстяное покрывало, а на полу перед трупом стояла силосорезка, которую осенью используют для того, чтобы измельчать сучья и кустарники. Обычно ее переполняет месиво из ветвей, но сейчас из машины торчали не сучья, а ноги женщины.

Навсегда теперь у Сабины «Ода к радости» будет ассоциироваться с видом этой убитой женщины. Она уже начинала ненавидеть симфонию.