Зои Стейдж - Молочные зубы

– Ну и как? – спросил он.

– Могло быть хуже. Но постоянно вверх-вниз все равно не находишься, хотя с костылями действительно удобнее.

Преодолев пару последних ступенек, папа ринулся к столу и вместе с Ханной стал наблюдать за тем, как мамины ноги размашистыми движениями мелькали между костылей, развивая удивительную скорость.

Он усадил маму за стол напротив дочери и убежал на кухню.

– Кофе? Хлопья?

– И то и другое. Не бегай, я здесь и никуда не денусь. Пока.

Потом мама перевела взгляд на нее. После истории с кнопками они впервые посмотрели друг другу в глаза, и Ханна все еще ожидала, что мама обзовет ее чем-нибудь «гребаным». Но та лишь сидела, подперев ладонью подбородок, и изучающе на нее глядела.

– Доброе утро.

Ханна втянула в рот кусочек банана.

– Ну что ж, нам нужно наладить отношения. Прости, что я слишком тебя подгоняла. Хотела, чтобы ты поняла, как важна школа. Неправильно, что мы проводим вместе столько времени дома… Другие люди – вот кто тебе действительно нужен. Мы просто преследуем разные цели, именно поэтому я попыталась устроить тебя в школу.

Папа принес чашку кофе, тарелку хлопьев с корицей и поставил все это перед мамой.

– Спасибо.

Он погладил маму по голове и поцеловал ее изуродованные волосы. В один прекрасный день все эти поцелуйчики и обнимашки достанутся только ей. Он отодвинул стул от стола и сел, широко расставив ноги в позе, которая навела Ханну на мысль о льве, удобно расположившемся на своей территории. Ей не нравилось, что родители объединили усилия. Они смотрели на нее с таким видом, будто выступали в роли правителей королевства, а она была лишь заблудшей подданной, которая приползла на порог их замка. Но при этом действовали глупо, не понимая, что маме нужно еще кое за что извиниться: за игру, которую она затеяла, чтобы заполучить папино сердце, хотя и так было ясно, что только Ханна заслуживает его любовь; за нервную привязанность, которую мама изначально к ней питала, долгие годы отталкивая от себя таким поведением. Мама была не человеком, а пустышкой – оболочкой, неспособной никому ничего дать. Она напоминала кондитерский магазин, набитый яркими, соблазнительными конфетками, заточенными в темницу за толстой прозрачной стеной. И Ханна не раз ударялась о стекло, пытаясь схватить то, что было внутри.

– Папа рассказал мне, что вы задумали, чтобы избавиться от Мари-Анн.

Наверное, мама выудила из него эти сведения, как вытаскивает из своего рукава бесконечные платки фокусник, когда он пребывал во власти ее заклятия. Ханна взяла тарелку и покатала по дну последние капли молока. Пора смириться, что папа не хранит все в тайне. Так даже лучше: когда Ханна начнет бросать в огонь бумажки, это ее совсем не удивит.

– Мы с папой в восторге, что ты готова распрощаться с Мари-Анн. Я рада, что она помогла тебе обрести голос, но знаю, что теперь ты сможешь справиться и без нее.

Мама окунула хлопья в молоко и только после этого щедро зачерпнула и отправила их в рот.

– Не могу дождаться, когда ты заговоришь, – сказал папа, и при виде его рвения Ханне захотелось проглотить каждое когда-либо произнесенное слово.

Девочке не нравилось, что родители сосредоточили на ней все свое внимание, от их необоснованных ожиданий у нее внутри образовалась черная дыра. Черные дыры опасны – они поглощают все вокруг себя, и теперь какие-нибудь частички ее естества, в которых она на самом деле нуждалась, канут в небытие.

Ханна поднялась из-за стола и встала рядом со стулом, не отрывая взгляда от пола.

– Можешь идти, но сначала… – сказала мама и потянулась к девочке, когда та уже хотела убежать.

Ханна остановилась, но близко подходить не стала, чтобы та не могла ее достать.

– Знаю, ты взялась рисовать Мари-Анн для завтрашнего костра. Ты у нас в некотором роде перфекционистка, правда? Поэтому, если тебе нужна помощь…

– Мама прекрасно рисует, – добавил папа.

Она посмотрела на родителей и оценила мамино предложение. Сегодня у нее опять получилась девочка, похожая на яйцо, почти ничем не напоминающая человека. Мама хотела ей помочь, но, что еще важнее, папа желал, чтобы дочь приняла ее помощь. Это было огромными буквами написано на его лице. Если мама поучаствует в создании портрета Мари-Анн, то какая-то ее частичка тоже сгорит в огне: линии, изображенные ею на странице, чешуйки кожи в местах прикосновения к ней. Скорее всего, там останутся и отпечатки ее пальцев. И когда Ханна бросит в огонь конфетти из обрывков маминой фотографии, ее проклятие обретет двойную силу. Она сунула в рот палец, нащупала твердое острие зуба, пробивавшегося через десну, и согласно кивнула.