После этой скандальной истории доктору неудобно было оставаться в городе, и он уехал в Карпаты. Только через двадцать с лишним лет, когда его дядя, девяностолетний старик, умер, простив племянника и завещав ему все свое состояние, вспомнили о пропавшем Франце Миллере. Прошел год, прежде чем он откликнулся на объявления о розыске наследника и вернулся обратно в город. Его трудно было узнать, так он изменился за эти годы, когда–то веселый, общительный молодой человек стал совершенным нелюдимом. Он ликвидировал через поверенного все дела, заперся в старом доме, держа самую необходимую прислугу, бросил практику и только изредка покидал дом, выезжая в свое имение около Бейрата.
Ходили слухи, что он стал спиритом и пишет ученый труд о значении спиритизма в медицине. Но обыватели, заинтересовавшись им сначала, быстро забыли о нем, переключившись на других людей. Только после серии убийств, поднявших на ноги полицию и терроризировавших население, по городу поползли мрачные слухи, что старик занимается черной магией, и так как ему для этой цели нужна человеческая кровь, именно он и является убийцей.
Как ни были бессмысленны подобные обвинения, полиция все же арестовала его. В доме произвели обыск, доктора допрашивали в течение нескольких дней, потом, когда возбуждение народа улеглось, отпустили на свободу.
Через несколько дней после этого шеф полиции получил письмо от дюссельдорфского убийцы, в котором тот нагло заявлял, что полиции следовало бы ловить настоящих преступников, а не арестовывать ни в чем неповинных людей.
Автомобиль Горна остановился перед небольшим особняком, расположенном в саду.
Мяч поднял молоток в форме львиной головы и постучал. Вслед за стуком послышались шаги, и дверь приотворилась на цепочку.
— Господин доктор занят и никого не принимает.
Горн молча подал свою карточку. Слуга проворчал что–то и, захлопнув дверь, ушел. Через несколько минут он вернулся и попросил гостей войти.
Мяч провел Горна в кабинет, они миновали ряд старомодно, но со вкусом убранных комнат. Кабинет из тяжелого резного дуба производил очень внушительное, солидное впечатление. За письменным столом сидел седой невысокого роста человек.
— Господин фон Горн очень хотел познакомиться с вами, доктор, — сказал Мяч после взаимного представления.
— И принести мои извинения за непростительную ошибку местной полиции, — добавил комиссар. — Вы давно здесь живете, доктор?
— Я здесь родился, но большую часть своей жизни провел в Карпатах.
— Если я не ошибаюсь, вы вернулись два года тому назад.
— Да, немногим меньше. Какие здесь произошли во всем перемены! Я перестал узнавать даже старых знакомых.
— И они вас, конечно. Вы, говорят, совершенно уединились…
— В мои годы это неудивительно.
— Однако у вас еще очень бодрый вид, — стальные глаза Горна лениво скользили по кабинету, незаметно присматриваясь к хозяину. Седая грива волос, бритое лицо с неправильными резкими чертами, полураскрытые глаза, сгорбленная фигура — на самом деле Франц Миллер казался старше своих лет.
— Разве? — удивился он. — Мне шестьдесят два года, но мой дядя, например, дожил до девяноста и умер совершенно неожиданно. Очевидно, долголетие у нас в роду.
— А ваш сын?
— Мой?.. Вы ошибаетесь, господин Горн, я не женат.
— Я хочу сказать… ваш сын от Эльзы Картон, бывшей горничной у …
Губы старика сложились в язвительную улыбку.
— Вы хорошо осведомлены о всех городских скандалах и сплетнях, — заметил он, — К сожалению, я мало интересуюсь ими… Эльза… да, конечно, я помню ее, но последний раз я видел ее двадцать восемь лет назад.
— Тогда, наверное, у вас еще были голубые глаза?
Ошарашенный Мяч с удивлением посмотрел на комиссара. Этот Горн чересчур эксцентричен!
Косматые брови доктора слегка приподнялись.
— Разрешите вам заметить, господин комиссар, что цвет радужной оболочки действительно меняется со временем — особенно это заметно у грудных младенцев и стариков, но все же, если вы явились сюда не как официальное лицо, собирающееся меня снова арестовать, я попросил бы вас… изменить свой тон. Вы еще очень молодой человек, и даже допрос имеет свои границы благопристойности.
Горн ответил на эту гневную тираду обворожительной улыбкой.
— Прошу извинения. Я не всегда умею выражать свои мысли. Вы теперь погружены в свои научные занятия, доктор? Насколько я вижу, у вас обширная библиотека по оккультным вопросам. Должен признаться, что меня это всегда глубоко интересовало. Ваше мнение об убийце?
Читать дальше